Героический эпос народов СССР. Том 1 - [44]

Справедливый Абай-Гэсэр

Так ответил Хара-Зутану:

"Если клятву-слово даешь,

Что отверг ты подлость и ложь,

То казнить я тебя не стану".

И лжеца с душою преступной

Отпустил Гэсэр, говорят.

А деревья и ныне горят

Посреди тайги неприступной.

Гэсэр решает освободить из плена Урмай-Гохон

'Гэсэр'. Худ. А. Сахаровская.

Возвратился Гэсэр домой.

Он уселся за стол золотой.

Насладился вкусной едой.

Насладился влагой хмельной.

У него лицо раскраснелось.

Стал он думу думать о том,

Что такое робость и смелость,

И о том, что бесславно и славно,

Что случилось давно и недавно.

"Разве сын, что становится мужем,

Должен зло утверждать оружьем?

Разве стать рабыней должна

Та, что женщиной рождена?"

Так подумав, решил он мгновенно,

Что пора ему вырвать из плена

Дорогую Урмай-Гохон,

И, решеньем своим возбужден,

Богатырь запел вдохновенно:

"Желтый лук, мой военный лук,

Верный друг, драгоценный друг,

Ты по-прежнему крепок и туг!

Золотая моя стрела,

Ты, как прежде, быстра и смела!

Грозный меч, оружье мое,

Ты на все закален времена,

Чародей - твое лезвие,

На твоем обушке - письмена!"

Вся душа этой песней полна.

На гнедого сел скакуна

И отправился на восток

Удалой, отважный седок.

Поскакал по хребтам и отрогам,

По объезженным ханским дорогам,

Поскакал по дороге окольной,

Где народ проезжал подневольный,

Поскакал по теснинам безвестным,

Поскакал по вершинам древесным.

Так достиг он чужой страны.

Посредине простора степного

У подножья красной сосны

Спрыгнул всадник с коня гнедого.

Чародейных двенадцать сил

Он по пальцам своим пустил,

Двадцать три волшебства - по ладони.

Удивились бы люди и кони:

В жеребеночка-лончака

Превратил своего гнедого,

А себя самого - в старичка,

Слабосильного, еле живого.

Жеребенка того старичок

Оседлал седлом деревянным,

Подложил кой-какой потничок

И поехал путем чужестранным,

И хотя бесконечна река,

А земля - широка, велика,

Прибыл к трем шарагольским ханам.

Эти ханы, полны свирепости,

Все закрыли дороги-пути,

Все луга превратили в крепости,

Чтоб и червь не сумел проползти.

Колдовство призвав на подмогу,

Две огромных воздвигли горы,

Чтоб они преградили дорогу.

Из утесов и острых скал

Вырывался губительный пламень,

И зубами, сердясь, скрежетал

Каждый выступ и каждый камень.

Две горы на посту своем

Наблюдали за всеми вдвоем

На земных и небесных дорогах

И проглатывали живьем

Всех двукрылых и четвероногих.

К двум горам подъехал Гэсэр.

Над горами клубился туман.

Превратил седой старичок

Жеребеночка в кремешок

И упрятал его в карман.

У подножья саранки росли.

Он их выкопал из земли

И проткнул ими горные жилы.

Колдовские ослабли силы,

И проход меж горами возник.

И прошел по проходу старик,

Опираясь на посох кривой,

И оставил он за собой

Две горы - две волшебных преграды.

Вот почуял дыханье прохлады

И прилег старик на траве

У ключей-родников на полянке.

В это время семьдесят две

Шарагольских ханов служанки

Через старца перешагнули,

Родниковой воды зачерпнули.

Но сказала семьдесят третья:

"Не могу на это смотреть я!

Вы нарушить обычай дерзнули,

Через старца перешагнули,

Погляжу я, вы слишком горды!"

И кругом обошла девица.

"Для чего вам столько воды?" -

Вопросил старик у служанки.

Но, забыв, что старцы хитры,

Что, невидимые до поры,

Ямы есть на старой стоянке,

Та сказала: "Пойдя на войну,

Три могучих отняли хана

У Абай-Гэсэра жену,

И она томится в плену.

Порешили властители те,

Что нойон Саган-Гэрэлтэ

На жене Гэсэровой женится,

Но когда отказалась пленница,

Поместили ее в сарай,

Низкий, темный, холодный, сырой,

Кормят-поят одной лишь водой,

Притесняют ее лиходеи".

У Гэсэра тогда сильнее

Стало биться сердце в груди.

Он сказал: "Погоди, погоди!

Потому ли ее терзают,

Что она из страны чужой,

Потому ли, что не желает

Нелюбимому стать женой?

Почему вы ее не спросите?

Или воду в сарай не вносите?"

Та сказала в ответ старику:

"Нет, не вносим: по желобку

Звонко катится к ней вода".

И, услышав слово такое,

Поступил богатырь хитро:

Он кольцо свое золотое

Опустил незаметно в ведро.

Догнала подружек девица,

И, как только по желобу литься

Родниковая стала вода -

Золотое кольцо покатилось,

Покатилось и очутилось

На ладони Урмай-Гохон.

Показалось: со всех сторон

В том сарае заря засветилась!

Опечаленное лицо

Озарилось надеждой живою,

И Урмай над своей головою

Подняла золотое кольцо.

В сердце вспыхнула жаркая вера:

Здесь он, близко, людей оплот,

Золотое кольцо Гэсэра

Ей свободу и счастье вернет!

На земле шарагольских ханов

День зажегся, для мира воспрянув.

А Гэсэр трое суток подряд

Находился у водопоя:

Для грядущего смертного боя

Он выведывал, говорят,

Мощь и хитрость врагов непотребных.

Три и двадцать уловок волшебных,

Чародейных двенадцать сил

По ладони и пальцам пустил,

Превратился в мальчонку-мальца

И пошел к задворкам дворца,

Где Саган-Гэрэлтэ обитал.

Как приблизился к тем задворкам,

Мальчик плачем заплакал горьким.

Услыхав, что ревет мальчуган,

Подошел к нему хан Саган,

По щеке ударил сперва,

Чтобы выведать: мощь какова?

В храбреца превратится ль ребенок,

Как в коня-скакуна жеребенок?

Он дитя недолго испытывал,

И домой мальчонку отнес,

И растил его, и воспитывал.

Не по дням - по часам он рос:

Уж не к битве ли мальчик готовится?