Герои Сталинградской битвы - [36]

Двадцать третьего августа недалеко от станции Котлу-бань передовой отряд 35-й гвардейской стрелковой дивизии, которым командовал капитан А. А. Столяров, вступил в схватку с превосходящими силами мотопехоты и танков противника. В разгар боя командир выбыл из строя и командование принял капитан Рубен Руис Ибаррури, сын председателя ЦК Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури. В этом бою он был смертельно ранен. Рубену Ибаррури посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

В. И. Чуйков в своих воспоминаниях дал такую оценку этому периоду Сталинградской битвы: «Мы знали решение Ставки Верховного главнокомандования, лично Сталина, что за город будем сражаться всеми силами. Мы понимали, что судьба и результат кампании всего 1942 года решается здесь, на Волге.

Сталинград в 1942 году оказался, как Москва в 1941 году, таким объектом, в котором сошлись главные стратегические, политические, экономические и престижные цели и задачи всей войны. Накал боев на Волге дошел до такой степени, что осенью 1942 года весь мир замер. Все зависело от того, удержат ли советские войска Сталинград».

Стремление Чуйкова чаще находиться не передовой было по сути своей верным, но таило в себе постоянный риск, особенно в условиях, когда передвигаться приходилось по степи в условиях полного господства немецкой авиации и невозможности порой найти хоть какое-то укрытие. Но к смертельной опасности привыкали, стараясь не обращать на это внимание. В трудные минуты выручали фронтовой опыт, разумная осторожность и взаимопомощь. Но и вдали от передовой, под непрерывным огнем врага в те дни никто, включая армейское командование, не мог ощущать себя даже в относительной безопасности.

Третьего сентября на КП 64-й армии обрушились немецкие снаряды и бомбы. Чуйков и другие офицеры продолжали работать, сидя в пыли и духоте под жиденьким навесом из жердей и земли. Они не имели права покинуть свои места — отсюда велось управление войсками. То, что произошло далее, В. И. Чуйков описал так: «Вдруг наш блиндаж будто подбросило кверху. Раздался оглушительный взрыв. Я не помню, как мы с Абрамовым[39] очутились на земле, а столы и табуретки оказались перевернутыми. Над нами было небо, затянутое пылью… кругом раздавались крики и стоны.

Когда пыль несколько рассеялась, мы увидели в шести-восьми метрах от нашего блиндажа огромную воронку диаметром метров 12–15. Вокруг лежало несколько изуродованных трупов, валялись перевернутые автомашины, выведенная из строя радиостанция; проводная связь тоже оказалась нарушенной». При переезде на запасной КП за автомашиной Чуйкова начал охоту «Юнкере», который на бреющем полете высыпал на них дюжину бомб. Однако на этот раз Чуйкова с его водителем и адъютантом спас не слепой случай, а выдержка и расчет.

Противник продвигался вперед благодаря многократному превосходству над войсками Юго-Восточного фронта. Наиболее значительным оно было в полосе 62-й армии: в живой силе — в 1,8 раза, в танках — почти вчетверо, в крупнокалиберной артиллерии — в шесть раз. Некоторые советские дивизии в обеих армиях, защищавших Сталинград, имели в своем составе всего по 500-1000 человек, а в десяти танковых бригадах оставалось 146 танков. Предпринятые в помощь защитникам города по приказу Ставки удары с северо-восточного направления армий Сталинградского фронта не достигли желаемого результата. К 12 сентября войска 62-й и 64-й армий были вынуждены отойти на городской оборонительный обвод. Вместе с войсками уходили, торопясь к переправам, люди, угоняя скот, захватив с собой остатки своего имущества. В этот день в районе Купоросное немцы вышли к Волге и разорвали фронт, изолировав 62-ю армию от остальных войск. На следующий день бои уже шли на улицах города.

За день до этих событий Чуйкова вызвали в штаб фронта. Он не выезжал в тыл уже более месяца. То, что он увидел по дороге в город, потрясло его. В своих воспоминаниях он описал ту драму, которая разворачивалась на его глазах: «Проселки забиты или отходящими войсками, или беженцами. Фашистские самолеты совершали разбойничьи налеты на мирных жителей… На переправах создавались пробки. Паромы через протоки Волги работали с перебоями. На берегу скопились повозки и машины с ранеными. От этой картины щемило сердце, но я ничем им помочь не мог. Увидя мои генеральские знаки различия, меня обступили с расспросами: «Как дела в городе?», «Сдадим ли Сталинград?», «Когда остановится отступление?»

— Сталинград не сдадим! — заверил я раненых. — Этого не может быть! Дальше отступать некуда!

Ну, а когда меня спрашивали, когда подойдет за ними транспорт, я ничего ответить не мог. Раненые лежали под открытым небом… Перебои с едой. Врачи и медсестры валились с ног от усталости…

В темноте мне удалось переправиться через Волгу. Западный берег в огне. Зарево пожара освещает и Волгу, и восточный берег. Можно не зажигать фар. Не искушенному в боях человеку показалось бы, что в пылающем городе уже нет места для жизни, что там все разрушено, все сгорело. Но я знал: на том берегу продолжается бой…»

Утром 12 сентября Чуйков явился в штаб Юго-Восточного фронта. Командующий А. И. Еременко в присутствии члена Военного совета Н. С. Хрущева объявил Чуйкову о назначении его командующим 62-й армией. Задачи были обозначены коротко и ясно: немцы решили любой ценой взять город, отдать Сталинград фашистам невозможно, отступать дальше нельзя и некуда. Командарм 62-й армии генерал Лопатин