Герои Сталинградской битвы - [26]

Работать приходилось с раскаленным металлом, чтобы хоть что-то заработать, трудиться надо было в полную силу по 10–12 часов в день. В полуподвальном помещении стояла духота, воздух пропитан металлической пылью, а стоящий за спинами работников мастер не дает передохнуть. Чтобы выкроить хотя бы минуту-другую передышки, ребята, сговорившись, дружно прекращали работу, и пока мастер бесновался, угрожая им штрафами и увольнением, они отдыхали. Вскоре повсюду, и даже у них в мастерской, стали появляться листовки, политические брошюры — отголоски тех событий, которыми жила столица. Общаясь с рабочими питерских заводов, Василий и его друзья уяснили, что в жизни страны грядут перемены.

Осенью 1916 года Василий сильно простудился и тяжело заболел. Помогла сестра, написавшая родителям, что брата надо спасать, а отец прислал Василию письмо, в котором просил его приехать домой. Произошедшая вскоре Февральская революция 1917 года застала Чуйкова в Серебряных Прудах. Поправившись, он помогал отцу, но ближе к лету снова отправился в Петербург. Летом на улицах города появились демонстранты, повсеместно собирались митинги, стало шумно и неспокойно.

Юный Василий Чуйков оказался в эпицентре грандиозных событий, охвативших в первую очередь Питер. Переломным моментом для него в понимании происходящего явилась гибель его близкого друга Васи Зимина во время расстрела Июльской демонстрации, участники которой требовали отставки Временного правительства. После подавления протестов ситуация в городе резко переменилась. Днем и ночью слышались выстрелы, ходить по центральным улицам города стало опасно, повсюду дежурили казачьи разъезды, скорые на расправу со всеми, кто казался им нарушителем порядка. Оставаться нейтральным в этой обстановке Василий, как и вся молодежь рабочих районов, уже не мог. Вспоминая те дни, В. И. Чуйков писал: «Прощаясь с Васей Зиминым, я распрощался и с юностью».

В сентябре 1917 года мастерская закрылась, спрос на «малиновый звон» закончился, все рабочие оказались на улице. Потеряв работу, Василий отправился по известному ему адресу в Кронштадт к братьям, у которых он уже бывал несколько раз. Все они теперь поддерживали большевиков, как и большинство революционных матросов. Неожиданно для Василия, ему предложили остаться в Кронштадте, в учебно-минном отряде, на что он с радостью согласился. Так в 17 лет он стал матросом, началась новая, военная жизнь.

Старшие братья Василия принимали активное участие в Октябрьском вооруженном восстании, но рвавшегося в дело младшего брата они на боевые задания не взяли, берегли. Несмотря на то что ему не удалось поучаствовать в схватке с юнкерами, Василий мог гордиться, что явился свидетелем исторического события такого масштаба. А вскоре настал и его черед взять в руки оружие, чтобы защитить новую власть.

На борьбу с врагами революции отправлялись наиболее надежные отряды балтийских моряков. Зимой брат Илья был направлен охранять хлебные поезда, на которых в города везли конфискованное у крестьян зерно, и взял Василия с собой. Два месяца они колесили в теплушках между Москвой и Саратовом. В феврале получили письмо от отца, из которого узнали, что сельские богатеи отомстили ему за сыновей, вставших на сторону революции, и сожгли ригу (так в старину называли сарай для сушки снопов и молотьбы). Это был тяжелый удар, семья из 15 душ осталась без хлеба. Нужно было спасать родных.

На призыв отца о помощи откликнулись все взрослые сыновья. К весне, закончив хозяйские дела, братья разъехались по своим частям, лишь Василий, не получивший назначения, остался в Серебряных Прудах. В селе множились слухи о мятежах, вспыхивающих во всех концах страны. Из газет Василий узнал о существовании Антанты, грозившей Советской России войной и экономической блокадой. Он понял, что нужно действовать, искать свое место в борьбе за дело революции. От брата Ильи он узнал о существовании в Москве военных курсов. Для поступления требовалась лишь справка от сельсовета о благонадежности. Обзаведясь ею, Василий вместе с двумя односельчанами помчался в Москву.

С деревянными сундучками в руках они добрались до Лефортова, где размещались курсы. Василий был одет в матросскую форму, что, по его мнению, являлось чем-то вроде наглядной аттестации его желания служить в армии. Комиссар курсов, оглядев Василия, неожиданно спросил: «Чем ты можешь доказать, кроме справки, что пришел честно служить революции?» Василий ответил: «Делом. Других доказательств у меня нет». И на всякий случай, для подкрепления своей преданности рабоче-крестьянской власти, добавил, что комиссар может позвонить на Павелецкий вокзал начальнику отряда ЧК, его родному брату Илье Чуйкову. Звонил ли комиссар на вокзал — неизвестно, но через два дня был объявлен приказ о зачислении Чуйкова Василия Ивановича курсантом пехотного отделения Первых московских военно-инструкторских курсов Красной армии. Радость переполняла Василия — он и его товарищи будут учиться на красных командиров.

Напряженный до предела распорядок жизни и учебы, строгая дисциплина и требовательность преподавателей — все это курсанты испытали сполна. С утра до вечера шли занятия по тактике и огневой подготовке, изучению ружейных приемов и штыкового боя. Обучали слушателей бывшие офицеры царской армии, а дело свое они знали отменно. Учили по принципу: «Курсант не солдат, ему дается двойная нагрузка. Хочешь быть командиром — терпи, закаляйся, готовь себя к суровым испытаниям». Чрезмерные нагрузки не угнетали Василия, наоборот, он сам хотел проверить себя до предела возможностей. Он понимал, что ему предстоит сражаться с кадровыми офицерами белой армии и имевшими боевой опыт солдатами.