Герои Средиземного моря - [24]

История оставила нам многочисленные примеры мужества команды «Александра» в том достопамятном бою. Отважно сражался канонир Афанасьев. Тяжело раненный в ногу, он, тем не менее, вернулся к своему орудию и продолжал оставаться подле него на всем протяжении боя. Не покинул своего поста, будучи раненным, матрос Устин Федоров и многие иные. Храбро стрелял по противнику из мушкета судовой лекарь Ганителев, а когда на борту появились раненные, он «с таковым же усердием, рачением и неустрашимостью имел попечение» и о них. Примерную храбрость показал подштурман Корольков, который в течении всего сражения командовал двумя орудиями, «действуя оными с успехом и отличием».

Особенно запомнилось участникам боя бесстрашие и мужество судового юнги. Имя его осталось неизвестным потомкам, а жаль! Невзирая на смертельную опасность, мальчишка от первой до последнем минуты боя заряжал пушку, повиснув за бортом на виду неприятеля… Но подобные примеры храбрости на «Александре» не удивляли никого, ибо героями были все! Пример в том подавал сам командир. В парадом мундире, надушенный и при орденах, Он распоряжался спокойно и четко, словно на учениях. Ни одного бранного слова, ни одного окрика не услышали от него в тот день матросы. Казалось, что он находится на под ядрами, а на каком-то рауте.

Не раз и не два пытались французы взять на абордаж упрямый бриг, и всякий раз неудачно. Но вот меткий выстрел с «Александра» поразил одну из канлодок прямо в крюйт-камеру. Раздался оглушительный взрыв. Над волнами встал столб огня и дыма. Когда пелена рассеялась, на месте канлодки плавали только обломки рангоута и несколько чудом оставшихся в живых человек. Чадили дымами пожаров и другие французские суда. Тем их стрельбы сразу же заметно упал. А Скаловский все наращивал и наращивал темп огня.

– Веселей, ребята! – ободрял он и без того в поте лица орудующих артиллеристов. – Подсыплем Банапартию еще горсть орехов! Пусть зубы-то пообломает!

Меткость русских пушек была поразительной. Вот где сказались долгие месяцы тренировок, которыми Скаловский так изнурял команду.

Уже под утро, окончательно убедившись в том, что пленить русский бриг не удастся, французы повернули вспять. Казалось бы, бой выигран, чего же еще? Но не таков был лейтенант Иван Скаловский, чтобы останавливаться на пол пути!

– В погоню! – велел он.

И произошло самое настоящее чудо: маленьких бриг погнал впереди себя три вражеских судна, каждое из которых превосходило его в силе. Воистину небывалое бывает! Нагоняя неприятеля, «Александр» отворачивал в сторону и разряжал борт по концевой канонерке. Видя, что от брига отбиться не так-то просто, французы изо всех сил налегли на весла и только тогда смогли оторваться от преследования.

– Подсчитать потери! – распорядился лейтенант.

– Четверо побитых и семеро раненных! – доложили ему.

– Слва Богу, что малой кровью! – перекрестился тот. – Зато победа не малая! Надолго нас Мармонт запомнит!

С многочисленными пробоинами в корпусе и разбитой кормой «Александр» вернулся на свое исходное место между островами.

А в это время на виду Спаларто медленно тонула вторая французская канонерка. Все попытки довести ее до порта оказались безуспешными: едва успели снять людей. В Спаларто два последних судна встречал сам Мармон. Внезапно на глазах у потрясенного генерала стал тонуть и «Наполеон». Тартану спасли, только успев выбросить ее на ближайшую отмель. Восстановлению она уже не подлежала. Незадачливого «Наполеона» ожидала разборка на дрова…

– Где же русский бриг? – вопросил Мармон командира отряда и глаза его налились кровью.

– Он в море! – был более чем лаконичный ответ.

– Где тогда ваши суда?

– Они на дне, сир!

– Что! – в бешенстве накинулся на своего незадачливого флотоводца генерал. – Ведь я уже известил императора о своем сюрпризе!

– Я искренне сожалею! – вздохнул офицер. – Но вы явно поторопились с докладом!

Прямо на причальной стенке Мармон отобрал у командира отряда шпагу и отправил под арест.

– Мне совершенно не стыдно! – завил арестованный, представ перед военным судом. – Ведь я дрался с противником слабейшим физически, но сильнейшему чем я по искусству и мужеству!

Боясь императорского гнева, Мармон строжайше запретил всякое упоминание о позорном деле у острова Браццо. Рассчитывается, что все забудется само собой. Но шила, как известно, в мешке не утаить. Осведомители Наполеона работали прекрасно, и вскоре император уже знал все о бесславной потере трех своих судов и более двух сотен солдат.

– Мармону не хватило мужества не только одержать победу над несчастным бригом, но и доложить мне правду о своем позоре! – возмутился Наполеон.

Особенно неприятен был для императора тот факт, что победитель в сражении звался «Александром», а побежденный флагман «Наполеоном».

– Отныне я запрещаю давать свои имена любым суднам! – велел он своему адъютанту генералу Лористону. – Так будет спокойней!

А русский бриг, сменившись с дозора, уже стоял на рейде Боко-ди-Каттаро. Было крещение, и все праздновали. На российской эскадре гремели орудийный, а затем и ружейный салюты. Греки были в восторге, видя столь явное торжество православной веры.