Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине - [31]

[49]. Из-за возможного наличия на борту неразоруженных торпед вопрос о подъеме остова не ставился, что затруднило точное установление всех обстоятельств гибели. Ясно, что подлодка погибла от чудовищной силы взрыва, произошедшего в районе второго отсека и расколовшего корабль на две части. Не исключено, что отчасти сила взрыва объясняется тем, что в ходе него произошла детонация четырех запасных торпед, хранившихся во втором отсеке (при водолазном осмотре не найдены). В «Акте обследования затонувшей подводной лодки «Щ-211» указывается, что «обстоятельства [гибели] неизвестны, предположительно произошел взрыв торпедного отсека в результате попадания авиабомбы»[50]. Но историкам доподлинно известно, что никаких атак с воздуха на советские подлодки во второй половине ноября в указанном районе не производилось. Скорее всего, причиной гибели стала противолодочная мина, поскольку координаты печальной находки примерно соответствуют координатам минного поля, выставленного с болгарских кораблей перед входом в Варненский залив в сентябре 1941-го. Впрочем, к оценке боевой деятельности Александра Даниловича Девятко и его славного экипажа это не имеет никакого отношения – они честно выполнили свой долг перед Родиной и, хотя погибли, перед этим успели нанести врагу серьезный материальный и моральный урон, что вполне позволяет считать их деяния героическими.

Ярослав Константинович Иосселиани

Ярослав Иосселиани родился 23 февраля 1912 года в селе Лахири в грузинской области Сванетия. В одной из своих мемуарных книг Иосселиани так характеризовал свою родину: «…в котловине между Главным Кавказским и Сванским хребтами расположена крохотная страна Сванетия. До самой Октябрьской революции мир почти ничего не знал о Сванетии. Точно так же и сваны почти ничего не знали о цивилизации. Огражденные со всех сторон непроходимыми ущельями и перевалами, доступными лишь в определенные месяцы года, сваны тысячелетиями жили оторванными от всего остального мира… В детстве я и мои сверстники не имели представления о колесе, и я испугался, впервые увидев телегу. Обыкновенное колесо, с которым дети знакомятся еще до того, как научатся самостоятельно ходить, показалось мне чудом. Не знали я и мои сверстники и почти ничего из того, что детям многих поколений казалось обычным, повседневным: современного жилья, книжки и карандаша, мощеных улиц, печки с дымоходом, лампы и многого другого»[51]. Ярослав, или, как его тогда звали, Яро, рос в бедности и рано приобщился к физическому труду. Он пас скот, помогал взрослым на сельскохозяйственных работах. Труд заставил его рано повзрослеть, но, как писал сам Ярослав, «не потушил красок жизни». Тем не менее крайняя нужда заставила семью Иосселиани искать счастья за пределами родной Сванетии, там, где находились, как это называли сами сваны, «Широкие страны». В 1922 году семья пешком перебралась в Абхазию и поселилась в селе Дали. Отец Ярослава Коция стал местным активистом и вскоре был избран председателем сельсовета. Он определил сына в школу села Ажара, где Яро впервые сел за школьную скамью и услышал русскую речь. Дом семьи Иосселиани и школа находились в нескольких километрах друг от друга, и на следующий год отец смог устроить сына в школу-интернат города Гагры. Из-за почти полного отсутствия элементарных знаний (в ажарской школе Ярослав смог только выучить грузинский алфавит) двенадцатилетнего мальчика зачислили только во второй класс. Труднее всего Ярославу давался русский язык. Из-за этого он получил кличку «мужской род» – в сванском языке рода отсутствуют, и мальчику было тяжело научиться ими пользоваться. Тем не менее своим упорством и трудолюбием он вскоре добился того, что его перевели в седьмой класс, а затем приняли в комсомол. Окончить программу средней школы удалось только к 1931 году.

«Стать моряком я мечтал с тех пор, – писал в мемуарах Иосселиани, – как узнал, что существует море и что по нему плавают корабли. После окончания школы-интерната я поступил в педагогическое училище, но вскоре сбежал из него на теплоход «Абхазия», делавший регулярные рейсы между Одессой и Батуми. Никогда в жизни я не испытывал такого душевного трепета, как в тот день, когда мы с Сашей Дживилеговым – моим товарищем по училищу, сбежавшим вместе со мной, – пришли наниматься в матросы к старшему помощнику капитана «Абхазии»[52]. Увы, стать моряком тогда Ярославу не довелось – его отыскали, вызвали в обком комсомола и после взыскания вернули в педучилище. Будущий ас-подводник без особого желания отучился там два курса, после чего тот же обком комсомола, идя навстречу его желанию, а также заполняя пришедшую из центра разнарядку, направил его в Ленинград поступать в Военно-морское училище имени М. В. Фрунзе.

Курсантом училища Ярослав стал в июне 1934 года в возрасте 22 лет. К этому времени его характер уже вполне сложился, и нельзя сказать, что привыкание к военной службе проходило без сучка и задоринки. Не раз сказывались весьма характерные для жителей Кавказа черты – горячность, излишняя самоуверенность и болезненное самолюбие. Был случай, когда курсант третьего курса Иосселиани задержался на два часа в увольнении, стараясь выиграть приз за лучшее исполнение мазурки на танцах, за что был удостоен и приза, и 10 суток ареста на гауптвахте. В другой раз Ярославу было стыдно признаться, что он никогда не стоял на коньках, что чуть было не закончилось серьезной травмой. Но постепенно лучшие качества – трудолюбие, упорство и хорошая память – брали верх. Со временем от кавказской горячности и самолюбия осталось только обостренное чувство справедливости, заставлявшее Иосселиани идти на конфликт с начальством, когда он считал себя правым.