Герои Первой мировой - [46]

Низкий поклон вам, мои боевые соратники. Всем, кто честно исполнил свой долг. Всем, в ком бьется сердце любовью к Родине. Всем, кто в дни народной смуты сохранил решимость не давать на растерзание родную землю.

Низкий поклон от старого солдата и бывшего вашего главнокомандующего.

Не поминайте лихом!

Генерал Алексеев».

В конце мая 1917 года Алексеев с семьей поселился в Смоленске, в доме Пастухова на Верхне-Пятницкой улице (ныне улица Бакунина). Некоторое время он еще надеялся на новое назначение и 6 июля обратился с письмом на эту тему к премьер-министру князю Г.Е. Львову, но, узнав, что Львов уходит в отставку, а из состава правительства выходят министры-кадеты, отказался от своей идеи. Свободного времени у генерала теперь хватало, и 10 июля он начал набрасывать заметки, в которых анализировал политическую реальность и состояние вооруженных сил России накануне летнего наступления. Главным виновником происходящего в стране хаоса он считал «фигляр-министра» Керенского и предрекал: «Или Керенский печально сойдет со сцены, доведя Россию до глубокого военного позора в ближайшее время, или он должен будет очнуться, излечиться от своего самомнения и сказать себе, что время слов прошло, что нужна палка, власть, решимость».

16 июля 1917 года Алексеев участвовал в совещании главкомов фронтов и министров Временного правительства, состоявшемся в Ставке. Очень впечатлило его резкое выступление А.И. Деникина, открыто призывавшего отринуть все попытки совместить армейские порядки и «революционную демократию». Наличие в высших военных кругах единомышленников подтолкнуло Алексеева к участию во Всероссийском государственном совещании, проходившем в Москве в августе 1917 года. 15 августа Михаил Васильевич выступил на утреннем заседании, резко осудив на нем все нововведения, сделанные в армии при Временном правительстве. Приказ № 1 он назвал «государственным преступлением», а по поводу армейских комитетов задавался вопросом: «Подняли ли они дисциплину, слили ли офицерские и солдатские составы, произвели ли они высокий нравственный подъем и порыв в армии? Нет, нет и нет! Быть может, в некоторых случаях: в деле хозяйства, в деле внутреннего управления — они сделали кое-что, но взвесьте и положите на чашу весов пользу и вред, — последняя чаша перевесит».

Речь Алексеева вызвала полярные оценки аудитории — в зале Московского университета слышались как крики «Браво!», так и «Позор!». Но в целом интерес к этому первому выступлению Михаила Васильевича в качестве политика оказался таким большим, что речь вскоре опубликовали стотысячным тиражом в виде брошюры.

Самым громким событием российской политической жизни конца лета — начала осени 1917 года стал так называемый «Корниловский мятеж». К Л.Г. Корнилову как к человеку Михаил Васильевич относился довольно сдержанно, считая его в целом талантливым, но недостаточно опытным военачальником (именно по этой причине в апреле Алексеев не согласился с Гучковым, предлагавшим Корнилову пост главкома Северного фронта). Но после назначения Корнилова 19 июля Верховным главнокомандующим Алексеев сочувственно писал: «Дай Бог Корнилову силы, терпения, мужества и счастья сладить с теми путами, которые наложены нашими военными министрами последнего времени на главнокомандование».

Тем не менее после начала «мятежа» именно Алексеев, еще в мае абсолютно не устраивавший Временное правительство, был снова призван на высокую должность. Днем 31 августа, одновременно с тем, как А.Ф. Керенский назначил Верховным главнокомандующим русской армией самого себя, Алексеев стал начальником его штаба, то есть вновь занял пост, который занимал в августе 1915-го — марте 1917 года. При этом Михаил Васильевич поставил Керенскому условие: должность он примет только в том случае, если все предлагаемые Корниловым меры будут проведены в жизнь. Именно Алексееву была доверена миссия ареста Корнилова и чинов его штаба. 1 сентября около 22.00 в Могилёве Алексеев именем Керенского арестовал Корнилова, начальника его штаба Лукомского и еще двух офицеров Ставки. Попутно Алексеев предотвратил вооруженное столкновение между «корниловцами» и выдвигавшимся из Орши на Могилёв карательным отрядом полковника Короткова.

Сам Корнилов оценил действия Алексеева резко, бросив ему в лицо слова о «грани между честью и бесчестием». Михаил Васильевич также пришел после личного общения с Лавром Георгиевичем к окончательному выводу о том, что Корнилов — «опасный сумасброд, человек неуравновешенный и непригодный на первые роли». Но, считая так, Алексеев сделал все возможное для того, чтобы спасти Корнилова. Его арест имел в глазах Алексеева тайную для Временного правительства и вряд ли осознанную самим Корниловым цель — уберечь «мятежного» Главковерха и многих его соратников от самосуда обезумевшей толпы и тем самым сохранить их для будущего. С этой целью Алексеев поручил личную охрану арестованных Текинскому конному полку, офицеры и солдаты которого были безраздельно преданы Корнилову. Кроме того, Алексеев настоял на том, чтобы дело Корнилова и его соратников не попало под юрисдикцию военно-революционного трибунала.