Герои Краснодона - [12]

* * *

Смертельно опасной была работа молодогвардейцев. Чуть что не так, малейший промах, оплошность, случайность — и все могло пойти прахом. А расплата известная: смерть.

Вот как-то Сергей Тюленин получил задание принести патроны и гранаты. Нагрузил он две кошолки боеприпасами и пошел. И вдруг напоролся на полицию. Повели парня в комендатуру.

Повезло на этот раз Сереже. Чудом повезло. Ночь продержали в комендатуре, а наутро оштрафовали на 50 рублей и выгнали вон. А на корзины внимания не обратили. Наверно, решили, что мальчик совсем маленький — какая от него опасность!

А вот другой случай. Олег, Оля и Нина Иванцовы, Сергей Тюленин и другие устроили у нас на квартире совещание. Я вожусь по хозяйству в первой, проходной комнате, а они сидят в другой. Вдруг стук в дверь. Я выглянула в окошко, вижу — полицейские. Быстро заперла на ключ дверь второй комнаты, ключ спрятала и впустила полицейских.

— Чем занимаетесь? — спросил старший полицейский.

— Ничем. Топлю печь.

— Мы поставим к вам на квартиру румын.

Один из полицейских подходит к запертой комнате и говорит:

— Откройте дверь.

Я так и обмерла. Ну, думаю, все пропало. Стараюсь взять себя в руки и говорю:

— Здесь живет еще одна женщина. Она ушла и скоро придет. А ключ взяла с собой. Пусть, — говорю, — румыны занимают мою комнату, а я с соседкой буду жить.

Полицейские потоптались и ушли. Только они за порог, я бросилась к ребятам:

— Слышали?

Они отвечают, что все слышали, но что еще минут двадцать им необходимо посовещаться.

Прошло полчаса, а ребята и не думают расходиться. Явились уже и новые постояльцы — румыны — в сопровождении полицейских, но ребята так увлеклись, что и не слышат, продолжают громко разговаривать.

Вижу я, что дело плохо, и чуть не кричу, обращаюсь к полицейскому:

— Господин полицейский! Где бы соломы достать, постелить румынам?

К счастью, ребята услышали мой громкий голос, поняли, в чем дело, и сразу притихли. Все обошлось благополучно.

* * *

1 января 1943 года начались массовые аресты молодежи. Каждую минуту могли притти и за Олегом. Оставаться в городе больше нельзя было. Пять человек, и Олег в том числе, решили уходить и пробиваться к частям Красной Армии.

Я сказала Олегу:

— Не бери с собой комсомольский билет, давай я его спрячу, здесь он будет цел, а когда придешь, я тебе отдам.

Олег ответил мне:

— Ты знаешь, мама, я всегда тебя слушал, всегда ты мне хорошие советы давала. Но сейчас не послушаю и комсомольского билета не отдам. Какой же я буду комсомолец, если билет свой дома оставлю?

Тогда я зашила комсомольский билет в пиджак и еще нитками переплела, чтобы не выпал. Несколько бланков комсомольских удостоверений Олег сам зашил в пальто.

…Отправились ребята. Десять дней скитались они, стремились перейти линию фронта, а на одиннадцатый день пришли обратно. Нигде им не удалось пробиться.

* * *

11 января… День, когда я последний раз видела моего мальчика. Он едва передвигал ноги. А надо было итти дальше, спасаться от палачей.

— Бабушка, — попросил он, — принеси мой наган. Он спрятан в сарае, за доской…

Бабушка принесла наган.

Мы не хотели, чтобы Олег брал его с собой. Я сказала ему:

— Если бы хоть пули были, а то одна единственная. Зачем брать-то его?

— Бывают, мама, случаи, — ответил Олег, — когда и одна пулька необходима. Может, на офицера нападу, убью или в крайнем случае, чем сдаваться палачам, сам себя застрелю.

Задержали Олега в Боковке и привели в Ровеньки. Когда я пришла туда, то оставшиеся в живых поведали мне о судьбе Олега. Они не знали фамилии моего сына, но по приметам это был он. Рассказали, что арестован мальчик, у которого нашли наган без пуль и зашитый в пиджаке комсомольский билет.

Из полиции Олега сразу же отправили в жандармерию.

Нет, не описать мне словами всех пыток, перенесенных Олегом и его товарищами. Палачи выжигали на их телах номера комсомольских билетов, загоняли им иглы под ногти, прижигали пятки раскаленным железом, выкалывали глаза, подвешивали за ноги к потолку и держали до тех пор, пока кровь начинала литься изо рта. Немцы ломали молодогвардейцам руки и ноги, проламывали груди прикладами автоматов, били в две плети, наносили по сто ударов сразу. Кровью молодогвардейцев окрасились стены тюрьмы, и палачи заставляли юных патриотов слизывать эту кровь языком.

Сердце останавливается, когда я вспоминаю о том, что сделали убийцы с моим сыном и с десятками таких же юных краснодонцев. Пусть же прокляты будут немцы! Пусть над ними витает призрак страшных казней. Пусть их всех постигнет неминуемая смерть!

Елена Кошевая

ПАМЯТИ БРАТА

25 января 1943 года, под вечер, я возвратилась домой от соседей. Подхожу к дому, а дверь закрыта. Выходит маленький сынишка и взволнованным голосом спрашивает:

— Кто там?

— Это я, Коля!

— Ты одна, мама?

— Одна.

Только я вошла, он радостным шопотом сообщил:

— Мамочка! Сергей пришел!

Я так и обомлела. Вбегаю в комнату. Сидит Сергей, за руку держится.

— Что с тобой, Сереженька?

— Так, пустяки, ранили немного.

Потом он мне рассказал:

— Когда мы с сестрами, Надей и Дашей, 15 января перешли линию фронта, я пошел в разведуправление. Там меня проверили и по моей настойчивой просьбе направили в воинскую часть, которая в то время наступала на город Каменск. Девять дней я работал в разведке этой части. 24 января завязался ожесточенный бой на подступах к Каменску. Меня и еще нескольких товарищей направили разведать огневые точки противника. Операция была неудачной. Нас окружили. Многих убили, а меня ранили. Я кое-как вырвался. Только к своим итти было нельзя, и я пошел по направлению к городу. Так как я был в штатской одежде, то на меня особенного внимания не обращали.