Герои Брестской крепости - [12]
В первый день противнику не только не удалось овладеть крепостью за несколько часов, как он рассчитывал, но его штурмовые отряды были наполовину уничтожены и на многих участках отброшены или отведены назад. Только Южный и Западный острова, где, впрочем, продолжали сражаться группы наших пограничников, немцы удержали за собой. Вся же остальная территория крепости, буквально усеянная трупами в зеленых мундирах, по-прежнему была недосягаемой для врага, и там всю ночь, без сна и отдыха трудились советские бойцы и командиры, укрепляя свои оборонительные рубежи и готовясь завтра с рассветом встретить новый штурм.
С самого начала боев, с первых же часов войны одно и то же чувство владело каждым защитником Брестской крепости — от командиров, возглавлявших оборону, до рядовых стрелков. Это была глубокая, непоколебимая уверенность в том, что предательски напавший враг будет в самом скором времени наголову разбит и снова отброшен за государственный рубеж, что вот-вот на помощь осажденной крепости подойдут войска, стоявшие в окрестностях Бреста, и граница будет прочно восстановлена.
Граждане великой страны, хорошо знающие мощь своей Родины и ее армии, воспитанные на славных победных традициях советских войск, не могли думать иначе и вовсе не представляли себе ни огромных сил своего врага, ни тяжких последствий его внезапного нападения. Разве мог кто-нибудь из них хоть на мгновение допустить мысль о том, что пройдут еще долгие и страшные три года, прежде чем руины этих крепостных стен снова увидят советских воинов?! Если бы в этот первый день обороны в рядах защитников крепости нашелся человек, который посмел бы сказать, что Советской Армии потребуются даже не годы, а месяцы или недели для того, чтобы отбить нападение гитлеровской Германии, товарищи сочли бы его сумасшедшим либо расстреляли бы на месте, как труса и изменника. Нет, они ждали помощи с часу на час, со дня на день. Мысль о скорой встрече со своими придавала им новые силы в их неравной борьбе, укрепляла их волю и решимость.
Уже в эти первые часы крепость была отрезана от внешнего мира, окружена кольцом немецких войск. Что делается там, за пределами крепостных стен, что происходит в городе и в соседних приграничных районах — гарнизон не знал. Штабы соединений размещались в Бресте, и оттуда пока что не поступало никаких указаний, — видимо, посыльные и офицеры связи не могли добраться сюда. Что же касается телефонных и телеграфных линий, то они либо были перерезаны немецкими диверсантами перед началом военных действий, либо повреждены во время обстрела.
Прежде всего командиры, возглавившие оборону на Центральном острове крепости, попытались связаться с вышестоящим командованием по радио. Но радиостанций в подразделениях было очень мало и почти все они оказались разбиты или повреждены артиллерийским огнем противника. Только на участке 84-го полка, где в казармах была оставлена часть инвентаря полковой роты связи, удалось к середине дня наладить одну из радиостанций. Полковой комиссар Фомин составил несколько шифрованных радиограмм в адрес командования дивизии и велел срочно передать их.
Красноармеец Б. Н. Михайловский. 1941 г.
Однако дивизионная и другие радиостанции не отвечали на призывы крепости.
Все попытки передать кодированную радиограмму ни к чему не привели. Казалось, гитлеровцы не только окружили крепость, но и заполонили весь эфир: на всех волнах слышались гортанные немецкие команды, и лишь изредка прорывались отрывочные, яростные возгласы наших танкистов, ведущих где-то бой с танками врага, или выкрики летчиков, дерущихся в воздухе с «юнкерсами» и «мессершмиттами».
Тогда Фомин решил оставить условный код и перейти на открытый текст. Учитывая возможность радиоперехвата противником, он составил преувеличенно бодрую радиограмму, и комсомолец-радист Михайловский снова сел к микрофону.
— Я крепость, я крепость! — понеслись в эфир новые призывы. — Ведем бой. Боеприпасов достаточно, потери незначительны. Ждем указаний, переходим на прием.
Снова и снова повторял Михайловский эти слова, но ответа на них не было. Радиостанция продолжала посылать свои сигналы, пока, наконец, у нее не иссякло питание, и голос сражающейся крепости замолк в эфире навсегда.
Такая же неудача постигла и радиста Восточного форта, который по приказанию Гаврилова непрерывно посылал в эфир свои сигналы. Ответа на них не было, и майор, убедившись, что все попытки наладить радиосвязь напрасны, приказал выключить рацию и, экономя батарейки, включать ее только для приема и записи последних известий.
В этот первый день кое-где в подразделениях еще работали батарейные радиоприемники. Один из таких приемников стоял в клубе 98-го противотанкового дивизиона. Этот клуб был оборудован в подземном бетонированном помещении какого-то бывшего склада, и сюда-то Нестерчук, возглавивший оборону артиллеристов, приказал поместить жен и детей командиров. Здесь, в темном подземном зале, где рядом с радиоприемником, над лежащими вповалку на полу женщинами и детьми высилась строгая, неподвижная фигура красноармейца Соколова, охранявшего боевое знамя дивизиона, люди услышали около полудня сквозь грохот разрывавшихся наверху снарядов далекий голос из Москвы. Передавалось правительственное сообщение. Каждое его слово западало глубоко в сердца людей, которые уже несколько часов жили среди пламени и смерти, в кипящем котле войне. И как только передача была окончена, содержание этого обращения Советского правительства к народу, передаваемое из уст в уста, скоро стало известно всем артиллеристам, которые в это время вели упорный бой с автоматчиками на крепостных валах.
