Геродот - [87]

На всем протяжении «Истории» ее автор упоминает имена только двух логографов — Гекатея Милетского и Скилака Кариандского. О первом мы уже упоминали. Второй, грек на службе у персидского царя Дария I, был опытным мореходом. Когда Дарий завоевал Северо-Западную Индию, ставшую самой восточной частью его державы, он решил разузнать, существует ли оттуда морской путь в самую западную часть империи — Египет, для чего была снаряжена эскадра, в составе которой отправился в путешествие и Скилак. Корабли совершили плавание по Инду, Аравийскому и Красному морям, обогнули Аравийский полуостров и в конце концов достигли цели в районе Синая (IV. 44). Книга Скилака с описанием путешествия была, несомненно, одним из первых образцов греческой прозы. Ею пользовался уже Гекатей.

Все же историком Скилак не был, его скорее следует отнести «по географическому ведомству», хотя четкого разграничения между этими двумя сферами знаний в эпоху логографов и Геродота еще не было (достаточно вспомнить, что Гекатей занимался и историей, и географией).

Именно те места геродотовского труда, где упоминается Гекатей, представляют особенный интерес. Не остается никакого сомнения, что Геродот хорошо знал труд Гекатея, активно пользовался им. Есть даже точка зрения, согласно которой Геродот попросту списывал у Гекатея, систематически и беззастенчиво; в подтверждение приводятся даже конкретные примеры. Так, вторая книга «Истории» Геродота целиком посвящена Египту. Галикарнасский историк, согласно его собственным утверждениям, много путешествовал по стране в долине Нила и, в частности, посетил немало крупных святилищ, где общался со жрецами. Геродот упоминает об этих жрецах постоянно, и, если верить ему, именно они были главным источником подавляющего большинства полученных им сведений о Египте, его природе, жителях, истории. В повествовании фигурирует жречество Амона в Фивах, Пта в Мемфисе, Нейт в Саисе. Разумеется, Геродот называет египетских богов греческими именами — соответственно, Зевсом, Гефестом и Афиной (II. 2–3, 54, 143).

Однако в науке был поставлен вопрос: должны ли мы доверять этим указаниям «Отца истории». У. Хайдель — исследователь, наиболее детально занимавшийся этой проблемой^{93}, — решительно отвечает: нет, не должны. Геродот, по его мнению, сознательно вводит в заблуждение читателей, а фактически с египетскими жрецами он не общался и не беседовал, да и в Египте, возможно, вообще не бывал, а построил свой рассказ об этой стране почти исключительно на информации из сочинения Гекатея Милетского. Геродот некритически брал все сведения у Гекатея, то есть попросту занимался плагиатом. Для того чтобы плагиат остался незамеченным и заодно для того чтобы повествование выглядело более авторитетным и убедительным, он выставил в качестве своих мнимых информаторов жрецов различных храмов долины Нила.

Выше мы уже цитировали яркую сценку из Геродота, как Гекатей рассказывает египетским жрецам о своей восходящей к богу родословной, а те не воспринимают его всерьез. Этот рассказ «Отец истории», несомненно, взял у Гекатея, добавив, что и ему самому довелось иметь подобный разговор с жрецами. Из этого однозначно следует, что Геродот был прекрасно знаком с трудом Гекатея; не исключено даже, что, путешествуя по Египту, он пользовался произведением милетского историка в качестве своеобразного «путеводителя»^{94}.

Если Геродот действительно занимался столь систематическим плагиатом у Гекатея, то почему этого не заметили читатели античного мира, которым, в отличие от нас, не только труд Геродота, но и труд Гекатея был доступен полностью, а не в незначительных фрагментах? Достоверно известно, что Дионисий Галикарнасский внимательно читал обоих историков^{95}. Почему этот наблюдательный и вдумчивый критик не обнаружил подделки? Или же ее не афишировали из симпатии к «Отцу истории»? Но нам еще предстоит увидеть, что у последнего было более чем достаточно недоброжелателей, которые не преминули бы в данном случае вывести его на чистую воду, если бы было за что.

Геродота нельзя признать плагиатором или компилятором произведений своего великого предшественника. Его нельзя сравнить, например, с Диодором Сицилийским, типичным «вторичным историком», книжником, аккуратно собравшим наблюдения более ранних авторов и целиком основывающимся на них. По справедливому суждению отечественного историка Д. П. Калл истова, «Геродот — это не направление. Геродот есть Геродот, во многих отношениях никем в Античности не превзойденный писатель»^{96}.

Геродот, разумеется, имел предшественников. Но шел он своим, самостоятельным путем — именно это и обеспечило ему уникальное место в истории исторической науки. Он замыслил создать нечто такое, чего до него еще не было, в том числе и у логографов. Чем же его труд принципиально отличался от произведений историков первого поколения?

Лишь ответив на этот вопрос, можно в полной мере определить место Геродота в греческой интеллектуальной революции. Он, несомненно, может считаться одним из ведущих представителей ионийской образованности, хотя и был дорийцем; напоминаем, что «История» написана на ионийском диалекте, на котором писали и Гекатей, и другие ранние логографы. И здесь галикарнасец, очевидно, следовал сформировавшейся к его времени традиции: историческое исследование должно быть создано поионийски. Это та ниточка, которая связывает труды Геродота с творчеством логографов.