Геродот - [142]

Яркий пример опоры Геродота именно на устные свидетельства — его подробный рассказ о судьбоносных событиях, происходивших в Персидской державе в 522 году до н. э. и приведших на престол Дария I (III. 30 и след.)^{178}. У царя Камбиса, повествует «История», был младший брат по имени Смердис, тоже сын Кира Великого. Когда Камбис завоевывал Египет, Смердис находился в Персии. Камбис, который в последние годы жизни стал крайне подозрительным и жестоким, посчитал, что Смердис может перехватить у него власть, и послал в Сузы своего человека — тайно убить брата. Приказ был исполнен, но смерть царевича держали в тайне, о которой каким-то образом прослышал один маг (в исконном смысле слова — жрец зороастрийской религии) и стал выдавать себя за Смердиса, пользуясь внешним сходством с ним (он якобы даже носил то же имя).

В это время в Египте, вдали от родины, внезапно умер Камбис, и самозванец провозгласил себя царем. Через некоторое время, однако, у некоторых представителей персидской верхушки возникли подозрения в его «подлинности». Семь знатных персов составили заговор и осуществили государственный переворот: убили Лже-Смердиса, а новым правителем решили сделать кого-то из своей среды. Эта честь выпала Дарию.

Те же события описаны в важнейшем персидском источнике — Бехистунской надписи Дария I. Во всём, что касается основной канвы, мы находим полное совпадение между двумя повествованиями. В надписи говорится об убитом брате Камбиса, который назван своим настоящим именем — Бардия («Смердис» — греческое искажение). Фигурирует там и узурпатор; приводится его подлинное имя — Гаумата, причем, как и у Геродота, отмечается, что он был магом. Перечислены семь доблестных персов, свергнувших мага. И опять этот перечень совпадает с геродотовским — не считая того же понятного нюанса, что в надписи имена употребляются в оригинальной персидской форме, а в «Истории» — в эллинизованной.

Получается, Геродот передал в своем труде официальную ахеменидскую версию прихода Дария к власти — версию, вне всякого сомнения, разработанную самим «Великим царем». Кстати, в современной науке нередко указывается, что Дарий, стремясь представить события в выгодном для себя свете, исказил действительность: на самом деле не было никакого мага Гауматы, а заговорщики умертвили настоящего Бардию-Смердиса^{179}, то есть как раз Дарий являлся узурпатором. Но, как известно, победителей не судят и у них есть все возможности «переписать прошлое» в своих интересах. Кстати, не потому ли в «Истории» указано, что мага, как и настоящего брата Камбиса, звали Смердисом? Возможно, тут отразилось смутное ощущение, что это был один и тот же человек.

Итак, Геродот излагает официальную персидскую версию, содержащуюся в Бехистунской надписи. Означает ли это, что он где-нибудь прочел эту версию? Саму надпись, выбитую на скале в горной местности Ирана, он читать, конечно, не мог, поскольку там не бывал. Однако не приходится сомневаться, что официальная версия была по приказу Дария растиражирована и разослана по сатрапиям огромной державы. Там она, конечно, переводилась на местные языки населявших сатрапии народов. Не исключено, что появился и греческий перевод, ведь греки составляли не столь уж и малую часть жителей подвластных персам областей Малой Азии.

Тем не менее можно с уверенностью утверждать: «Отец истории», составляя свой рассказ о маге и Дарий, опирался не на официальные документы, а на устную традицию, бытовавшую в империи Ахеменидов. Его повествование и изложение в Бехистунской надписи совпадают именно по основной канве. Надпись, как и положено документальному памятнику, суха и бесстрастна, а рассказ Геродота изобилует сочными, живыми деталями, которые могут происходить только из фольклора.

Вот несколько примеров. Как знатные персы — будущие «освободители» государства от самозванца — узнали, что под именем Смердиса правит маг? Дочь одного из них, Отана, была в числе многочисленных жен предыдущего царя Камбиса. Когда тот умер, весь его гарем, по восточному обычаю, перешел к следующему владыке, то есть Лже-Смердису. И вот как-то ночью женщина обнаружила, что у ее спящего мужа… нет ушей! Обычно их отсутствие было незаметно под длинными волосами, которые носили высокородные персы. Женщина немедленно сообщила об этом отцу, и тот сообразил, что дело нечисто. Настоящий царь, «исконный Ахеменид», конечно, не мог быть безухим: физическое уродство было несовместимо с царским достоинством, владыка великой державы должен был быть совершенен во всех отношениях. «А этому магу Смердису царь Камбис, сын Кира, велел отрезать уши за какую-то немалую вину» (III. 69). Отан сделал вывод: на троне самозванец, а значит, его необходимо свергнуть. Сказано — сделано…

Совершенно ясно, что перед нами чисто анекдотический эпизод. Ведь речь идет о вещах настолько интимных, что они ни в каком случае не могли быть преданы публичной огласке. Всё это — типичные сплетни и слухи.

То же самое можно сказать по поводу другой сообщаемой Геродотом подробности — о том, как и почему из семи персов именно Дарий стал царем. Согласно «Отцу истории», «…о царской же власти они решили вот что: чей конь первым заржет при восходе солнца, когда они выедут за городские ворота, тот и будет царем» (III. 84). На наш взгляд — странное, наивное, способное вызвать лишь улыбку решение. Но люди древности видели волю богов даже и в более житейских вещах. Например, считалось важным предзнаменованием, если кто-то вдруг чихал у человека за плечом. В сложном устройстве мира никаких случайностей не бывает, все явления как-то связаны с другими, и каждое непременно является знаком другого — вероятно, так можно охарактеризовать мировоззрение, стоящее за подобными представлениями.