Германская история - [30]

БЫЛИ ЛИ АЛЬТЕРНАТИВЫ?

После создания империи казался излишним вопрос: может ли возникнуть единое немецкое государство, а если да, то в той ли форме, в какой оно появилось. Современникам этого события и двум последующим поколениям государство Бисмарка казалось исторической необходимостью, которому не было иных альтернатив. Но имеет ли смысл задавать вопрос об альтернативах после того, как события уже произошли?

Однако только реконструкция ушедших в прошлое возможностей и шансов может освободить нас от исторического фатализма и понять, почему развитие пошло именно так, а не иначе. В этом смысле то, что случилось на деле, было лишь одной из возможностей, и даже не самой вероятной.

Имелось несколько вариантов решения национального вопроса. Одним из них было сохранение Германского союза в более либеральном виде, и об этом свидетельствуют многие важные факты. Сохранялись остатки старой имперской традиции и уважение к власти давних династий. Акт о создании союза реально придавал особый вес двум крупнейшим государствам — Австрии и Пруссии, но не давал им возможности поглощать другие немецкие территории. Не последнюю роль играла также заинтересованность европейских держав в сохранении равновесия сил, которое могло нарушить объединение Германии. Однако Германский союз не мог быть долговечным. Патовая ситуация, сложившаяся между Австрией и Пруссией, все равно требовала какого-то разрешения, без которого не могло быть и речи о модернизации союза и централизации власти.

Второе возможное решение было опробовано в 1848-49 гг.: создание современного централизованного национального государства на основе народного суверенитета и прав личности. Но эта модель оказалась нежизнеспособной из-за социальной неоднородности и идеологической противоречивости вглядов ее либеральных и демократических сторонников, а также из-за сопротивления европейских держав, опасавшихся распространения немецкого либерального национализма за пределы Германского союза. Однако никакой немецкий парламент не мог надеяться на поддержку населения, если бы он отказался от «освобождения» Эльзаса и Шлезвиг-Гольштейна.

Существовали и прочие возможности, которые горячо обсуждались представителями оживившегося в конце 1850-х — начале 1860-х гг. национального движения. Великогерманское решение — объединение вокруг Австрии с ее ненемецкими владениями, казалось, открывало неплохие перспективы, а поскольку оно как бы возрождало славное имперское прошлое, то его эмоциональное воздействие было наиболее значительным. Но уже в начале 1860-х гг. такой проект стал иллюзорным. Дело даже не в претензиях Пруссии на гегемонию в Германии. За нее выступала высшая прусская бюрократия, а сам король и консервативное дворянство относились к габсбургским прерогативам с должным уважением. Но великогерманский вариант противоречил здравому экономическому смыслу. Дунайская монархия с ее допотопным меркантилизмом значительно отставала от далеко продвинувшейся хозяйственной интеграции Таможенного союза. Кроме того, интересы уже значительно отдалившейся от остальных германских государств Австрии переместились в Северную Италию и на Балканы. Наконец, включение многонациональной монархии Габсбургов в единое немецкое государство породило бы массу трудноразрешимых проблем.

Возможным решением могла бы стать дуалистическая гегемония Австрии и Пруссии в Германском союзе. Такой позиции некоторое время придерживалась Пруссия, предлагавшая провести реформу союза, разделявшую Германию по реке Наин. Севернее располагался бы прусско-северогерманский союз, южнее — дунайская федерация во главе с Веной. Еще в 1864 г. Бисмарк исходил как раз из такого варианта, который мог бы положить конец давнему австро-прусскому конфликту. Это была достаточно реальная альтернатива, провалившаяся по той причине, что Австрия не без оснований не доверяла прусским предложениям и опасалась, что Берлин будет затем выдвигать все новые условия и требования.

Наконец, существовала концепция триады, выдвинутая средними немецкими государствами, которые боялись как прусской гегемонии, так и совместного австро-прусского господства. Поэтому напрашивалась идея о слиянии малых, чисто немецких территорий в одно национальное государство. Что касалось Австрии и Пруссии, то они могли идти собственным путем как европейские державы. Они явно переросли старый союз и имели значительные негерманские владения. Создание «третьей Германии» казалось защитой от гегемонистских устремлений Вены и Берлина и средством сохранения традиционных местных свобод и традиций.

С 1859 г. «третья Германия» явно оживилась и предложила реформировать устройство Германского союза, чтобы расширить его федеративные основы и усилить его воздействие на членов этого объединения. Однако сразу выяснилось, что реформаторские планы Баварии, Саксонии и Бадена настолько различны, что делают невозможными их общую политику, не говоря уже о совместных действиях.

Таким образом, малогерманское решение проблемы было только одним из нескольких вариантов. Если ему благоприятствовали существование Таможенного союза, слабость Австрии и временные симпатии либералов, то это еще не означало, что такой вариант был запрограммирован изначально.