Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648 - [106]

17. Schulze W. Oberdeutsche Untertanenrevolten zwischen 1580 und 1620. Reichssteuern und bäuerlicher Widerstand // Bauer, Reich und Reformation. Festschrift für G. Franz / Hrsg, von P. Blickte. Stuttgart, 1982. S. 120–147.

18. Wunder H. Das Dorf um 1600 — der primäre Lebenszusammenhang der ländlichen Gesellschaft // Literatur und Volk im 17. Jahrhundert / Hrsg, von W. Brückner, P. Blickte. D. Breuer. T. 1. Wiesbaden, 1985. S. 69–87.

19. Wunder H. Die bäuerliche Gemeinde in Deutschland. Göttingen, 1986.

§ 4. Структуры территориальной власти

До второй половины XX в. в работах немецких историков господствовал весьма устоявшийся взгляд на эпоху Реформации как на время резкого усиления территориальной власти князей. С середины XVI в. наблюдался новый виток в развитии «территориальной государственности». Немецкие князья, став главным выигравшим от Реформации сословием, смогли использовать новые ресурсы и институты для усиления своей власти. Ярче всего подобный взгляд отобразился в работах классиков немецкой правовой и конституционной истории — Георга фон Белова, Фрица Хартунга и др.

В последние десятилетия наметился отход от чересчур жесткой «государственной» ориентации старых историков. Аксиоматичные тезисы сменились принципом «широкой парадигмы», рисующим большой диапазон различных моделей территориального развития. На фоне детальной прорисовки региональных особенностей стала исчезать, становиться более робкой категоричность в итоговых суждениях. Развитие территориальных княжеств рисуется не столько линейно, однобоко, сколько дифференцированно.

XVI в. открыл новый этап теоретического осмысления территориальной власти. Все более явственно обозначался научный, основанный на юридических принципах, подход к анализу властных институтов. Реформация естественным образом стимулировала метод теоретического научно-правового обобщения. Особенно впечатляющего размаха достигла протестантская традиция. «Секуляризация» статуса государя в лютеранской концепции, согласно которой властитель на земле выступал лишь хранителем общественного мироустройства в соответствии с божественными заповедями, открывала путь к исследованию естественно-правовых корней княжеского правления. Заметный вклад здесь внесла традиция Ф. Меланхтона, испытавшего влияние позднего гуманизма и сознательно выдвигавшего на передний план изучение аристотелевской политологии. Усилиями Меланхтона в Виттенберге было введено систематическое изучение трудов Аристотеля, под влиянием его идей готовились новые кадры юристов для княжеской администрации. Тем самым объективно возрастал интерес не только к обязанностям самого властителя, не только и не столько к анализу его места в божественной картине мира, что было свойственно средневековой мысли, а именно к правовой почве функционирования самих властных институтов, отдельных отраслей власти. Сама территориальная организация, «территория» все более рассматривалась самостоятельной в юридическом смысле величиной. Следствием стало появление первых крупных компендиумов, систематизировавших юридический взгляд на различные отрасли управления. Одним из первых опытов стала появившаяся в 1600 г. книга Андреаса Книхеля «О территориальном праве» («De jure territoriale»), обстоятельно исследованная Д. Вилловайтом. В центре дискуссии оказывалась и проблема княжеского «суверенитета». Немецкая юридическая традиция отчасти питалась здесь идеями Жана Бодена, главный труд которого был переведен на немецкий язык и издан в 1592 г. Но время становления новых конфессий не избавляло теоретиков от религиозного осмысления, поэтому при всех, казалось бы, важных переменах на пути систематизации различных отраслей права по-прежнему сохранялся религиозный угол зрения, желание совместить новые подходы с иерархическими представлениями позднего средневековья. Персона властителя в трактатах юристов все еще виделась ограниченной в своих полномочиях божественным правом. Под «сувереном» подразумевался государь с полномочиями, пусть и «упакованными» в естественно-правовую оболочку, но рожденными божественной волей. «Суверенитет» фиксировался лишь в отношениях к непосредственным подданным государя, для которых он был единственной самой высокой правовой инстанцией, но эго не означало отсутствия «суверена» над самим государем. Для лютеранской и католической традиции в равной мере прослеживалось желание видеть территориальные полномочия князей ограниченными «суверенитетом» имперской власти. Под воздействием подобных воззрений формировалась особенность государственно-правовой теории в немецких землях, последовательно отрицавшей возможность «неограниченной» власти государя и видившей в «абсолютном правлении» нехристианское и тираническое содержание. Характерным был необычайно сильный запал антимаккиавеллизма, желание считать «absolutum dominium» неким пропагандистским пугалом, которого следует постоянно остерегаться.

В целом наблюдается прогресс в административно-институционном развитии. Практически на всех этажах управленческих структур территорий заметны определенные подвижки, в той или иной мере имевшие перспективное значение. Но это далеко не означало торжества регионов над имперским централизмом, не образовывало нового витка в «атомизации» Империи, ее распада на «суверенные» территориальные структуры. Наращивание административного потенциала не влекло однозначного движения в сторону «суверенизации» немецких княжеств.