Германия на заре фашизма - [182]

Сформулированный таким образом мандат, принятый с должной степенью серьёзности, мог с самого начала закрыть Гитлеру путь к канцлерству. Но удержать Папена было невозможно. Он с головой окунулся в новый раунд переговоров, желая как можно скорее выполнить свою миссию. Гугенберг, получив информацию о воле президента, снова повторил высказанные им ранее опасения. Однако, если Гинденбург пошёл на уступки, а «Стальной шлем» был готов войти в кабинет, возглавленный фюрером, руководитель Немецкой национальной партии почувствовал, что может остаться «у разбитого корыта». Поэтому, получив заверения Папена о том, что надлежащие меры предосторожности будут приняты, он дал согласие на сотрудничество. Как и раньше, Гугенберг потребовал портфели министров экономики и сельского хозяйства Пруссии и рейха, чтобы иметь возможность противостоять любым экономическим авантюрам[64].

Переговоры с представителями Гитлера касались в основном прусских портфелей. Гитлер требовал пост рейхскомиссара Пруссии, который занимали, будучи канцлерами, и Шлейхер, и Папен, но Гинденбург предназначал этот пост Папену. Гитлер также отказался искать парламентское большинство в существующем рейхстаге и потребовал новых выборов.

Поскольку мандат Папена требовал формирования правительства, приемлемого для рейхстага, ему следовало или настоять на обеспечении большинства рейхстага, или вернуть мандат. Он не сделал ни того ни другого. В тот же вечер «Центр» и Баварская народная партия изъявили желание участвовать в обсуждениях, но Папен, зная, что Гитлер не станет с ними сотрудничать, отверг их предложение, хотя у него были совершенно противоположные инструкции маршала. Когда он поздно вечером докладывал президенту об итогах переговоров, Гитлер у него получился весьма умеренным политическим деятелем, а вовсе не крайним радикалом. О желании фюрера стать прусским комиссаром Папен предусмотрительно умолчал, зато много было сказано о его намерении оставить на своих постах Нейрата, Шверин-Корсига, Гюртнера и Эльца. Ни президент, ни бывший канцлер не поняли, почему фюрер не выдвинул возражений против этих гражданских служащих. Возможно, от Гинденбурга и не следовало ожидать слишком многого, но ведь и Папен, так гордившийся якобы принятыми им мерами предосторожности, почему-то не задавался вопросом, смогут ли эти технические эксперты противостоять напористой агрессивности Гитлера. Ему даже в голову не приходило, что фюрер, перенеся центр политической тяжести из парламента и залов заседаний на улицу, может попросту отказаться признать себя побеждённым, если на чинном заседании кабинета кто-то проголосует против него.

Такую же небрежность Папен продемонстрировал и при выборе военного министра – одного из самых важных в кабинете. Кандидатура Шлейхера больше не рассматривалась. Статья в утреннем выпуске «Тэглихе рундшау», якобы инспирированная им, предостерегала Гинденбурга против правительства Папена-Гугенберга, которое непременно попытается раздуть скандал с помощью восточных регионов и приведёт к собственному свержению. Понятно, что президент был глубоко задет таким афронтом. Очевидно, Папен до тех пор ещё не обсуждал это важнейшее со всех точек зрения назначение с Гинденбургом. Теперь он предложил кандидатуру генерала барона фон Фрича – своего старого друга и хорошего солдата, которого Гинденбург почти не знал. Гинденбург выдвинул кандидатуру Бломберга, с которым Папен если и был знаком, то шапочно. Президент назвал Бломберга «далёким от политики солдатом с приятными манерами». А будучи делегатом конференции по разоружению, Бломберг продемонстрировал savoir fairе[65], необходимое министру. Папен согласился, что кандидатура Бломберга, как её описывает президент, кажется подходящей на пост министра рейхсвера, а если он действительно является далёким от политики солдатом, то сможет оказать достойный отпор стремлению Гитлера вмешаться в дела армии.

Папен не сделал ни одной попытки удостовериться в квалификации Бломберга. Очевидно, он не осмеливался подвергать сомнению суждения маршала в военных делах, хотя обязан был задаться вопросом, насколько хорошим судьёй является старый президент. Папен очень спешил, опасаясь, что время работает против него и что любая задержка может лишить его финального успеха. Поэтому человек, которому предстояло стать главным «противовесом» Гитлеру, был выбран в большой спешке. Выходило так, что Бломберг был одним из генералов, менее всего готовых бороться с Гитлером. С другой стороны, найти человека, способного действительно оказать эффективное сопротивление, было практически невозможно. Да и концепция рейхсвера как «узды» для Гитлера представлялась весьма проблематичной. Если армия не выразила желания сдержать его, когда он ещё не пришёл к власти, маловероятно, что она будет готова выступить против него, ставшего канцлером[66].

Ещё несколько месяцев назад Папен и сам высказывал такие сомнения, но теперь они не играли роли в его размышлениях. Их значение казалось ещё меньшим, поскольку Папен не думал о возможности конфликта между нацистами и ненацистами в новом правительстве. Он не только не удосужился проверить политический опыт и личную стойкость своих коллег-министров, но также предпочёл не думать о новых выборах, которые придётся проводить после назначения Гитлера канцлером. А ведь именно в этом вопросе расходились нацисты и немецкие националисты. Папен считал, что этому вопросу можно будет уделить внимание после завершения формирования кабинета. Похоже, он и Гинденбургу не сказал, что такая проблема существует. Даже наоборот, он сумел вызвать у того уверенность, что новое правительство будет опираться на парламентское большинство. Создаётся впечатление, что Папен, вопреки собственному опыту, говорившему об обратном, считал, что будет иметь дело с людьми, сотрудничество с которыми не представит серьёзных проблем.