Там, где обрушились башни и стены, где в каждой канаве
Мусор скопился и мусор на улице каждой навален,
Там, где кирпич отстает и на место его не посадят,
Балки прогнили и дом месяцами ждет не дождется
Новой подпоры, — там явно блюстители города плохи.
Где чистоту и порядок внедрять не стараются свыше,
Там привыкает легко обыватель к будничной грязи —
Так же, как исподволь нищий к лохмотьям своим безобразным.
Вот почему я хотел, чтоб теперь же Герман поездил,—
Пусть он своими глазами увидит хоть Страсбург да Франкфурт
И живописный Мангейм, где царят прямизна и опрятность.
Ибо любой, побывав в городах, просторных и чистых,
Город свой, как он ни мал, не замедлит и сам приукрасить,
Разве не хвалит приезжий ворот починенных наших,
Свежеокрашенной башни, отделанной заново кирки?
Разве, к примеру, не славим своей мостовой иль подземных,
Водообильных каналов, с которыми без опасений
Можем огонь потушить тотчас же, при самом начале?
Новшества эти у нас не с того ль пожарного года?
В ратуше я шестикратно строителем был; благодарность
И похвалы снискал обывателей добросердечных.
Всякое дело начав, до конца доводил я, а также
Планы болтливых людей, что забросить они собирались.
Так, наконец, захватило усердье всех в магистрате,
Захлопотали теперь и уже приступают к постройке
Новой дороги, что нас неразрывно свяжет с проезжей.
Но молодежь, боюсь, такой расторопной не будет,
Ибо одних влечет к щегольству да к праздным забавам,
Ну, а другие сидят но домам, забившись за печки.
Вот и боюсь я, чтоб Герман таким навсегда не остался».
Тотчас в беседу вмешавшись, разумная мать возразила:
«Знаю, всегда ты горазд принизить нашего сына,—
Вряд ли подобным путем своего ты добьешься. Не можем
Мы приневолить детей по-нашему мыслить и думать,
Мы принимать их должны такими, как бог нам послал их,
С толком, с любовью растить, не глуша природных задатков.
Этот одним одарен, а другой тяготеет к иному.
Каждый призваньем своим дорожит, и по-своему каждый
Счастлив. Я сына родного хулить ни за что не позволю.
Право ж, мой Герман достоин того, что получит в наследство.
Он и отменный хозяин, и славный работник. Я верю,
Что и в совете сограждан он также не будет последним.
Но ежедневной хулой и попреками ты человека
Бодрости всякой лишаешь, как сделал, к примеру, сегодня».
Комнату тотчас покинув, она поспешила за сыном,
Чтобы его постараться найти и сочувственным словом
Приободрить хоть немного, — ведь юноша этого стоил.
Только она удалилась, промолвил с усмешкой хозяин:
«Экий чудной народ эти женщины — чистые дети!
Каждой хочется жить по собственной прихоти только,
Да потакай им к тому же, да гладь их еще по головке,
Но справедлива всегда и везде поговорка латинян:
«Кто не стремится вперед — всегда позади!» Это верно…»
Выслушав эти слова, задумчиво молвил аптекарь:
«С вами, сосед, соглашаюсь охотно, я сам постоянно
Рад улучшенью, коль это и ново и дешево стоит.
Но, извините, что пользы, мошны не имея тяжелой,
Пыжиться, лоск наводить на все, что внутри и снаружи?
В средствах стеснен обыватель; и, даже охоту питая
К новшествам, он провести их не в силах, — ведь средств не хватает,
Ну, а потребностей много, вот в этом-то вся и загвоздка.
Кое-что я бы предпринял, но кто не боится издержек
На переделки, тем паче в такое суровое время?
Мне уж давно представлялся мой дом, одетым по моде:
Блещут мне уж давно в полукруглых оконницах стекла…
Только угнаться ль кому за купцом, который, помимо
Денег наличных, имеет и доступ к отменным товарам.
Гляньте на новый дом, что насупротив, как там чудесно
Белая вязь штукатурки бежит по зеленому полю,
Рамы окон широки, и так ослепительны стекла,
Что затмевают собою все прочие зданья на рынке.
Даром что лучше других считались после пожара
Дом, где «ангел» над входом, и тот, где «лев» на фасаде.
Также в местности нашей мой сад был известен когда-то.
Каждый проезжий, бывало, подолгу стоял у решетки,
Глядя на каменных нищих и ярко раскрашенных гномов.
Если ж кого приглашал я на кофий в грот свой чудесный,—
Правда, теперь этот грот обветшал и запущен изрядно,—
Тот без конца восторгался цветистым блеском ракушек,
Дивно подобранных, — даже знаток затуманенным оком
Часто глядел на кораллов сверканье, свинца переливы.
Также и в зале была восхитительна роспись плафонов,
Где разодетые дамы гуляют в садах с господами,
В тонких перстах поднимая и нюхая томно цветочки.
Кто ж залюбуется этим теперь? И сам я с досады
Редко туда захожу. Ведь нынче иное по вкусу,—
Так рассуждают они, — лишь белые планки да скамьи —
Ни позолот, ни резьбы. Все, видите ль, друг мой, должно быть
Просто и гладко. В цене иноземное дерево только.
Я-то, конечно, не прочь новинками обзаводиться,
С модою в ногу шагать и частенько менять обстановку,—
Только ведь всякому страшно безделицы даже коснуться —
Кто в состоянье платить мастерам в настоящее время?
Давеча вздумалось мне Михаила-архангела латы,—
Он мой хранитель усердный, — украсить опять позолотой,
А заодно и дракона, что он попирает стопою…
Бурыми так и остались: ценою я был озадачен».