Герман Геринг — маршал рейха - [21]

— Господа, позвольте мне сказать, что его императорское величество оказал мне особую и великую честь, назначив командовать этой прославленной частью. Отгремели грандиозные бои и погибли замечательные люди, прежде чем она стала таковой. Я хорошо сознаю тот факт, что во всем мире нет пилотов лучше тех, которых я сейчас вижу перед собой. Я надеюсь, что буду достойным вашего доверия и ваших надежд. Я надеюсь, что вы будете оставаться достойными тех ваших товарищей, которые отдали свои жизни за вас, за наши воздушные силы и за Германию. Наступает момент, когда от нас потребуется все, на что мы способны, от каждого из нас, ибо нас ожидают мрачные времена. Мы встретим их вместе ради славы фатерланда.

Речь была простой, произносилась с крайней серьезностью и на пилотов произвела впечатление. «Новый командир показал хороший старт», — отметил Боденшатц в своем дневнике.

Через три дня Геринг отправился в свой первый полет с полком и принял участие в двух боях: с британскими истребителями и со строем французских бомбардировщиков, направлявшихся бомбить полевые склады в тылу германских позиций. Он вернулся в скверном настроении, и тогда пилоты узнали его с другой стороны. Все его усилия оказались тщетными, он атаковал французские бомбардировщики и истратил на них все патроны, но так и не смог поразить их сквозь пулезащитную обшивку.

«Британские одноместники составили хороший счет, как всегда, — написал он в своем рапорте от 17 июля, — но французские истребители редко проникают за линию фронта и обычно избегают серьезных столкновений. С другой стороны, французские двухместные машины, как правило, идут тесным строем и неудержимо прорываются вперед, чтобы произвести свои налеты, обычно с малой высоты. Это двухмоторные „кудроны“, обшивка которых практически не пробивается нашими пулями. Я сам атаковал „кудрон“ 15.7.18 и попусту потратил почти весь боезапас. Француз спокойно летел дальше, совершенно меня игнорируя».

Геринг спрашивал командование, почему эти бронированные французские аэропланы нельзя поражать зенитным огнем, вместо того чтобы рисковать его пилотами на заданиях, которые просто невозможно выполнить. Он выражал недовольство, что его людей посылают по пять раз на дню, заявляя, что ни люди, ни машины не могут вынести такой нагрузки. Он требовал более разумных задач и лучшего взаимодействия.

Но, выражая свое недовольство в штабе, Геринг также выразил его и своим подчиненным. 15 июля, несколько часов спустя после того как последняя эскадрилья зашла на посадку, он собрал командиров звеньев и обоснованно упрекнул их за слабую дисциплину во время операций этого дня. Вне всякого сомнения, за время непродолжительного командования Вильгельма Рейнхардта его дружеский обычай передавать руководство то одному, то другому своему подчиненному с началом боя наложил свой отпечаток на «кастовый дух» эскадрилий. Как с беспокойством отмечал Геринг, очень многие пилоты теперь были настроены на свободную охоту или на общую «свалку» в качестве методов борьбы с противником, и каждый так заботился о собственных победах, что комбинирование тактики и стратегии было совершенно забыто. В части, в которой находились такие асы, как Удет, Лёвенхардт и Лотар фон Рихтгофен, брат погибшего барона, соперничающие друг с другом, чтобы попасть на верх счетной доски полка, весь состав разделился на две категории: «звезд» и «статистов». «Звезды» стали все чаще вести себя и на земле и на небе подобно оперным примадоннам. Рейнхардта это не беспокоило, но Геринг был человеком иного склада. Он был полон решимости сделать так, чтобы в его части была только одна примадонна, которой бы являлся он сам. Он будет принимать решения, определять тактику, которой все станут следовать, и метать громы и молнии, если кто-нибудь будет продолжать дуть в свою дудку.

Сказать, что лидеры звеньев восприняли его выволочку плохо, значит дать очень общую и сильно смягченную характеристику их реакции. Геринг прекрасно чувствовал, что, вероятно, еще рано «втыкать колышки у морковок». Он еще ни в коей мере не добился непоколебимого доверия своих людей. Но он решил, как позднее рассказал Карлу Боденшатцу, что если хочет вести свою линию, то должен первым спровоцировать конфликт. «Павлинов необходимо ощипать, — сказал он, — прежде чем они потеряют свои перья». Он отпустил их, раздосадованных и уязвленных его упреками, и предоставил кипятиться в клубе-столовой вместе с товарищами. Вечером 17 июля он вновь вызвал всех командиров звеньев и эскадрилий, описал в общих чертах операции, которые назначены для них на следующее утро, потом начал «метать бомбы». Все командиры эскадрилий, объявил он, вместо того чтобы, как обычно, командовать своим подразделением, передадут команду своим заместителям, и все они, включая Удета, Лёвенхардта и Лотара фон Рихтгофена, поступают под непосредственное руководство Геринга и будут летать вместе с ним.

Они подумали было, что он шутит, но потом поняли, что Геринг говорил всерьез. Лёвенхардт вспыхнул от гнева, фон Рихтгофен закусил губу и мрачно уставился в землю. Удет же ухмыльнулся и, как Геринг потом объяснил Боденшатцу, он сразу понял почему. Этим своим приказом он их унизил, но, когда окажется в воздухе, может в свою очередь сам оказаться униженным. Он будет летать с восемью величайшими асами воздушной войны, и, если он не хочет обратить свою затею в фарс, ему придется руководить ими в соответствии с их стандартами. Способен ли он на это?