Герман Геринг — маршал рейха - [114]

— Каммхубер, я вызвал вас сюда, чтобы строго конфиденциально сообщить, что мое выступление на встрече в Париже было блефом, чистым блефом. Кампания против Англии для нас более не важна. Вот, — он махнул пухлой рукой в сторону Восточной Европы. — Фюрер решил, что пришло время для нападения на Советскую Россию. Уже производятся соответствующие перемещения сил, и войска приводятся в состояние боевой готовности. В этом предстоит принять участие и вам. Мне хотелось бы, чтобы вы немедленно занялись переброской из Голландии ночных истребителей в количестве, достаточном для удовлетворения наших потребностей в них на русском фронте и для защиты восточных районов Германии от возможных налетов авиации красных. Сколько эскадрилий вы мне можете дать?

Каммхубер был поражен не столько новостью о нападении на Россию, которую он встретил со спокойствием старого солдата, сколько полной неосведомленностью Геринга о ситуации с ночными истребителями.

— Но, герр рейхсмаршал, — сказал он, — в Голландии не хватает ночных истребителей для выполнения даже той задачи, которая там на них возложена. Атаки королевских ВВС день ото дня становятся интенсивнее, и нам уже просто не хватает самолетов. Нам нужно их больше. И мы, конечно, не сможем выделить для боевых действий на русском фронте ни одной машины.

Геринг раздраженно повернулся к нему и сказал:

— Послушайте, Каммхубер, я не хочу этой войны с Россией. Я настроен против нее. На мой взгляд, это худшее, что мы могли бы теперь предпринять. Это будет экономической ошибкой, политической ошибкой и военной ошибкой. Но этой войны хочет Риббентроп, этой войны хочет Геббельс, и они сделали так, что фюрер тоже ее захотел. Я спорил с ними до посинения, но они не слушают. Теперь я умываю руки во всем этом деле — во всей этой войне! Сделайте, что сможете. Отправьте половину ваших ночных истребителей. Я просто больше не могу беспокоиться о том, что происходит! А то я чокнусь!

С этими словами он развернулся и почти выбежал из комнаты. Каммхубер в изумлении смотрел ему вслед.

22 июня 1941 года немецкие армии пересекли границы Советского Союза, и операция «Барбаросса» началась. Несмотря на все поступившие предупреждения, советские власти и военные были застигнуты врасплох. В результате массированных налетов люфтваффе на 67 аэродромов приграничных округов и авиационные заводы к исходу первого дня было уничтожено, как сообщалось, 1800 самолетов. На следующий день Красная армия потеряла еще 800 машин, 24 июня — 557, 25 июня — 351 и 26 июня — 300, причем большая часть самолетов была разбомблена и расстреляна на земле. Тем временем три с лишним тысячи немецких танков начали свое стремительное продвижение в глубь бескрайних российских просторов по направлениям к Ленинграду и Москве и по Украине на Киев.

Пока все шло хорошо. Гитлер ликовал, убежденный, что интуиция его не подвела и что до наступления зимы большая часть европейской территории Советского Союза будет у него в руках. Он был так уверен в скором окончании этой войны, что издал 14 июля 1941 года директиву, согласно которой приостанавливалось производство вооружений и боеприпасов для сухопутных сил. Даже Геринг теперь изменил свое отношение к этой кампании и проводил дни в совещаниях с Пилли Кёрнером и своими экономическими консультантами, работая с директивами по руководству экономикой во вновь оккупируемых восточных областях, которые он разработал по поручению Гитлера и которые имели своей целью эксплуатацию захваченных территорий Советского Союза в интересах военной экономики Германии и снабжения войск, особенно в области продовольственного и нефтяного хозяйства. Через три недели после начала агрессии его реквизиционные команды, так называемые «хозяйственные группы», уже отправились на бывшую советскую территорию, так как немецкие танки подошли к Киеву, приближались к Ленинграду и были уже под Смоленском, всего в сорока минутах лёта от Москвы.

Люфтваффе выполняли свою работу превосходно — и для нацистского рейха, и для Геринга лично. Разве фюрер не ценил его теперь выше, чем когда-либо? Для тех, кто не был в курсе внутренней жизни партии, так оно и выглядело. 29 июня 1941 года Гитлер приветствовал рейхсмаршала как величайшего героя национал-социалистического государства и официально назначил его своим преемником в случае собственной смерти. Однако на самом деле после понесенной неудачи с Англией их отношения заметно ухудшились, и то, что сам Гитлер был даже больше Геринга виноват в провале той стратегии, только усиливало раздражение фюрера. Успехи операции «Барбаросса» не улучшили их взаимоотношения; этому также не способствовало утверждение в числе наиболее близкого окружения фюрера хитрого и враждебного рейхсмаршалу интригана. После исчезновения заместителя Гитлера по партии Рудольфа Гесса на ступеньку выше в нацистской иерархии поднялся начальник его канцелярии Мартин Борман, который также заведовал всеми финансовыми делами фюрера. Когда Гитлер спросил совета Геринга, кого ему выбрать вместо Гесса, тот ответил:

— Кого угодно, только не Бормана.

Борман олицетворял все то, что Геринг больше всего не любил в своих национал-социалистических партайгеноссе. Он был грубым, жестоким и совершенно безнравственным человеком и совершил два поступка, глубоко шокировавших Геринга, когда он о них услышал. Во-первых, Борман привез свою любовницу к себе домой в Оберзальцберг, где она жила с его семьей, а его несчастная жена была вынуждена это терпеть и даже развлекать ее. Во-вторых, он облил бензином бродячую собаку, которая осмелилась кинуться на пуделя его любовницы, потом поджег ее и начал гоготать, глядя, как несчастное животное с визгом бросилось бежать по улице.