Герань мистера Кавендиша - [24]

Не знаю, сколько отсутствовал мистер Кавендиш, но мне показалось, что его не было год! Наконец-то он вернулся и стремительно вошел в комнату, неся в руках стакан и таблетку.

— Выпейте, Анна, и засыпайте. Вам нужно много спать, чтобы поскорей поправиться!

Я села и послушно проглотила немного раскисшую во рту таблетку, поморщившись и передернувшись от неприятного вкуса, и выпила весь стакан воды.

— Укладывайтесь! — мистер Кавендиш легонько нажал на мои плечи, чтобы я легла, и хорошенько укрыл меня.

— Спасибо, сэр. — ответила я. — Вы чудесный человек, сэр! Не позволяйте никому заставить вас думать о себе плохо. Вы самый лучший…

Последние слова были сказаны в призрачных проблесках здравого рассудка и дальше я провалилась в темноту.

Три дня я пролежала в бреду, едва приходя в сознание. В моем воспаленном мозгу крутились картины из далекого детства, всплывали безжалостные холодные бабкины глаза, голодные и холодные дни и ночи в детском приюте, слышался свист розг, которыми меня наказывали за каждый проступок. Свист розг сменялся свистом летящих снарядов, перемешивающихся с детским плачем и завыванием ветра. С неба сыпались дельтапланеристы, горящие камни, мистер Кавендиш то и дело протягивал мне руку, но я все никак не могла схватиться за нее и, не удержавшись, летела с обрыва прямо в клокочущую бездну! Сквозь выливающийся на меня тоннами бред, я слышала тихие мягкие шаги у кровати, кто-то менял компрессы на моем горящем лбу, трогая прохладными пальцами мои пышущие жаром щеки и губы, проводя по ним кубиком обжигающего холодом льда. Когда мне становилось немного лучше, тут же приходила миссис Ортис и кормила меня с ложечки, заставляя съесть хотя бы немного супа и выпить стакан чаю или сока. Каждый день наведывался врач, делая мне какие-то уколы, подолгу беседуя с миссис Ортис и что-то спрашивая у Афии, молодой девочки-служанки. К концу недели я практически окончательно поправилась и уже даже сама, хоть и не долго, ходила по комнате. Мистер Кавендиш больше ко мне не заходил и я уже начала верить в то, что наше ночное рандеву у корзинки с булочками мне приснилось в бреду: не мог мистер Кавендиш нести меня на руках в комнату, да еще и сидеть со мной, словно нянька!

Я читала неинтересную книгу, изнывая от скуки, когда дверь распахнулась и вошла Афия с завтраком на подносе.

— Спасибо, Афия! — я искренне радовалась появлению хоть кого-то в это скучно и невозможно длинное утро.

— Приятного аппетита, мисс Анна! — она улыбнулась и поставила поднос на постель.

Девушка уже хотела уйти, но я остановила ее вопросом:

— Почему так тихо в доме?

— Мистер Кавендиш в отъезде, миссис Ортис дает указания новому садовнику в оранжерее. — Афия смотрела на меня своими красивыми темными глазами, поправляя белый фартук с рюшами, который так шел ее бронзовой коже.

— Новому садовнику? — сначала удивилась и огорчилась я, но затем что-то сжалось внутри. — Видимо, мистеру Кавендишу не понравилось, как я ухаживаю за цветами.

— Хозяин сначала сам работал в оранжерее, не пуская никого, а потом все-таки решил нанять Нгози, моего кузена. Он отличный садовник, мисс! И такой красавец! — добавила она со смехом, хитро поглядывая на меня.

— Понятно… — только и выдавила я. Во рту пересохло и я не могла пошевелить языком: Нгози — он говорил о нем тогда ночью… Значит, это был не бред? Мурашки побежали по коже и желудок сделал еще один прыжок. Мой взгляд скользнул на окно и я заметила свою герань, необыкновенно пышно цветущей и красиво обрезанной. — Афия, кто позаботился о моем цветке?

— Мистер Кавендиш, мисс. Пришел два дня назад с ножницами, и, пока вы спали, обрезал этот цветок, вычистил и полил удобрениями.

— Но он же ненавидит эту герань!

— Наоборот, мисс! — Афия покачала головой, — Я здесь работаю уже пять лет и эта герань — самый любимый цветок хозяина! Он никого к нему не подпускал с тех пор, как привез из Лондона. А когда в прошлом году горничная нечаянно разбила горшок, то уволил ее в ту же минуту!

— Правда? — удивилась я. Это было неожиданно. — Афия, ты ничего не путаешь?

— Нет, мисс! Я точно знаю!

Кивнув, Афия удалилась, мягко прикрыв дверь.

Любимый цветок мистера Кавендиша? Я улыбнулась. Что бы это могло значить? Зачем отдавать незнакомке (а я ведь тогда была еще незнакомкой) свой любимый цветок? И та ночь на кухне… Она действительно оказалась реальной. Как теперь будет смотреть на меня мистер Кавендиш? Не наговорила ли я ему ничего лишнего в бреду? Господи, как страшно и стыдно…

Отложив книгу и отставив завтрак на постели, я поднялась, пытаясь не запутаться в длинной сорочке, и подошла к окну. Теплый ветер едва прокрадывался в комнату, слегка играя с густыми тюлевыми гардинами, надувая их как белые паруса. Раздвинув занавески, я склонилась к маленьким розовым цветочкам и с наслаждением вдохнула их необычный аромат. Почему мистер Кавендиш так дорожит ею? Значит ли она для него то же, что и для меня?

Раньше, до приезда в Африку, мне не нравилась герань, точнее, этот странный резкий запах, который источают стебли и листья. Но теперь, когда я была так далеко от дома и знала, что я вряд ли когда-нибудь туда вернусь, этот цветок стал для меня чуть ли не самым родным не свете, напоминанием о моей родине, о том, кто я есть — такая же простая, бедная, одинокая и не похожая на других в этом далеком краю. Слова мистера Кавендиша, сказанные тогда в оранжереи не выходили из моей головы. Его поведение на кухне за совместным поеданием булочек, ставило меня в тупик. Как бы он вел себя, если бы мы встретились в других обстоятельствах? Если бы я была известным литературным критиком и мы познакомились бы где-нибудь на литературном вечере? И хозяин, мистер Кавендиш был бы для меня просто Ричардом Кавендишем, эксцентричным писателем из Южной Африки, а я была бы не его садовником-служанкой, а мисс Анной Ионеску, известным критиком, автором кучи критических статей и сборников рассказов… Возможно, он не захочет вспоминать о той ночной встрече и я не стану осуждать — кто я такая?