Георгий Победоносец - [53]
— О Господи, — простонал кто-то.
— Господа не трожь, — осторожно положив разрубленный позвонок к другим костям и с трудом поднявшись с колен, сказал Макар. — Господь, коли будет на то его милость, нам пособит. А искать всё едино надобно. Любо ль тебе будет, коль тебя в твой черёд в могилу не целиком положат?
Стали искать. Место, где барская опочивальня была, по головешке, по угольку в стороны разнесли, да ещё на три аршина вширь. От пепла летучего уже не чёрными, а сероватыми стали, как каменные идолы; рыли долго, дорылись до самого кирпичного свода подклети, побелевшего от сильного жара, да так ничего и не вырыли.
— Унёс, окаянный, — с горечью молвил Макар, отбросив в сторону лопату, которой отгребал уголья и золу. — Истинно дух нечистый!
— Неужто и впрямь унёс? — ахнул один из артельщиков.
— Голова — не головня, — мрачно откликнулся Макар. — Коль остальные кости целы, так и она б, верно, в пепел не сгорела. Только цыц! Кто на деревне зачнёт языком молоть, тому я его своей рукой с корнем выдерну! Надо Никите Андреичу сказать, — добавил он иным, уж не грозным, а хмурым и озабоченным голосом. — Видно, Степан, не миновать тебе к молодому барину с дурной вестью идти. Вы с ним сызмальства неразлейвода, кому ж идти-то, как не тебе?
Степан поморщился. Так-то оно так, а всё ж интересно получается: как с радостью какой к барину бежать, в расчёте на награждение иль хотя бы на доброе слово, так от охотников отбою нет. А как страсть ему рассказать надобно: мол, не прогневайся, кормилец, а только батюшке твоему тать ночной буйну голову оттяпал и с собой неведомо зачем уволок, — тут, стало быть, Степанов черёд. Нешто других нету? Туда бы старосте пойти или тому же Макару — они и постарше Степана, и люди начальные, хоть и холопы…
Мысленно переча артельному старшине, Степан в то же время стряхивал шапкой с лица и одежды невесомый серый пепел. Знал, что идти придётся, хотя бы и через силу. И вину свою чуял за вчерашнюю неразумную молитву, и понимал, что Никите ныне, как никогда, опора требуется. Один он остался, и кто ему плечо подставит, если не Степан? Друга в беде бросать — последнее дело, а Никита, хоть и дворянского роду-племени, всё ж, как ни крути, друг…
Пошёл. На деревне бабы плачут, им собаки дворовые вторят — то завоют, то забрешут, то опять выть начнут, будто грешные души в пекле покаяния просят. Собаки — они людское горе всегда чуют, только помочь не могут. Оттого и воют, и от их воя только горше становится.
А тут ещё незадача: старосты дом, как водится, поближе к барским хоромам выстроен. До него идти-то всего ничего, а Степану сие нынче не в радость. Пусть бы дом этот, куда Никиту беспамятного снесли, за тридевять земель, в тридесятом царстве стоял, чтоб идти до него тридцать лет и три года. Так бы шёл себе и шёл, а пока шёл, глядишь, и придумал бы, какими словами другу страшную весть пересказать, чтоб ему не так больно было.
Не успел он толком о тридесятом царстве помечтать, а уж перед ним Старостин двор. Надобно входить, а слов-то он так и не сыскал. Оно ведь всегда так: об чём следует, ни в какую не думается, а лезет в голову всякая бестолочь, за которую в базарный день гроша ломаного никто не даст. Ну, делать нечего — ступил на двор и на крыльцо поднялся.
В сенях Авдотья, старосты жена, и невестка — забыл, как её и звать-то. Спросил, при памяти ли барин. Сказали: очнулся, мол, в горнице на лавке сидит, не говорит ничего, не плачет и сам на покойника похож.
Взошёл в горницу, и верно: сидит Никита на лавке под окном, лицо в ладони спрятал и не шелохнётся, будто каменный. Степан с ноги на ногу переступил, половица, шельма, под сапогом скрипнула, ровно крысе на хвост наступили. Никита тот визг услыхал и немного погодя голову поднял.
— Что? — спрашивает.
А голос и впрямь такой, какой, верно, у мертвеца может быть, коему в могиле не лежалось.
Так и не найдя правильных слов, Степан бухнул напрямик как есть: так, мол, и так, нашли мы Андрея Савельича. Никита на миг прямо засветился, ровно внутри у него лампадку зажгли, и свет от той лампадки из очей на Степана брызнул. После сник — понял, видать, по Степанову лицу, что надеяться не на что.
За спиной, в сенях, бабы топчутся, носами шмыгают и всуе Господа поминают — жалеют, стало быть, молодого барина, будто тому от их жалости легче. Кабы бабьими слезами да воем можно было мёртвых воскрешать, на Руси мужиков больше было бы, чем в море песку. Но бабьи слёзы — не живая вода: пролились да высохли, и осталось после них всё, как было.
Ну как ты при них, при курицах этих, про отсечённую голову говорить станешь? Крику будет столько, что на Москве, поди, услышат, а после, и половины часа не пройдёт, про то всей деревне ведомо будет. Да ещё и от себя прибавят, сороки бестолковые. А Макар правильно решил: не надобно, чтоб про то чёрное дело на деревне языками чесали. Что сделано, того не поправишь, и нечего из людского горя вертеп учинять!
Вызвал он Никиту на улицу. Тот сперва идти не хотел, а после, видно, понял, что разговор у Степана к нему особенный, не для бабьих ушей, с лавки встал и вслед за приятелем на двор вышел.
На что готова пойти женщина, ради благополучия собственного сына? Дженна, вдова купца Картхиса, во что бы то ни стало хочет сделать своего сына Рами благородным. Ради достижения этой цели она готова на всё. Лесть, предательство, убийство — в её арсенале нет запретных приёмов. Долгие годы она плетёт вокруг себя паутину коварства и лжи. Но в такой атмосфере, порой очень сложно бывает остаться собой, и не стать жертвой собственной хитрости…
Прикосновение к тайнам и святыням древности сильно повлияло на участников путешествия в дикие земли африканского племени кенда. Не всем была дарована долгая судьба, но оставшиеся в живых сильно изменились и, как ни странно, мечтают о повторном визите. Лишь охотник Квотермейн считает, что остался прежним – суровым скептиком, который всегда держит слово и готов прийти на помощь, даже если ему делать это страшно не хочется или когда ему попросту страшно. В очередной том серии «Мастера приключений» входят два романа Хаггарда из цикла об Аллане Квотермейне – «Дитя из слоновой кости» и «Древний Аллан».
Каждый из вас, кто прочтет эту книгу, перенесется в далекий и прекрасный мир античной древности.В жир сильных, отважных людей, в мир, полный противоречий и жестокой борьбы.Вместе с героями рассказа «Гладиаторы» вы переживете извержение Везувия, радость освобождения, горечь потерь.С отважной героиней рассказа «Гидна» под бушующими волнами вы будете срезать якоря вражеских кораблей, брошенных против Эллады царем Персии — Ксерксом.Вы побываете на площадях Афин и Рима, в сверкающих мраморных храмах и мрачных каменоломнях, где день и ночь свистели бичи надсмотрщиков.Вы узнаете удивительную историю о мальчике, оседлавшем дельфина, и множество других интересных историй, почерпнутых из документов и преображенных фантазией автора.
Давным-давно все люди были счастливы. Источник Счастья на Горе питал ручьи, впадавшие в реки. Но однажды джинны пришли в этот мир и захватили Источник. Самый могущественный джинн Сурт стал его стражем. Тринадцать человек отправляются к Горе, чтобы убить Сурта. Некоторые, но не все участники похода верят, что когда они убьют джинна, по земле снова потекут реки счастья.
Повесть рассказывает о том, как жили в Восточной Европе в бронзовом веке (VI–V вв. до н. э.). Для детей среднего школьного возраста.
Евангелие от Христа. Манускрипт, который сам Учитель передал императору Клавдию, инсценировавшему собственное отравление и добровольно устранившемуся от власти. Текст, кардинальным образом отличающийся от остальных Евангелий… Древняя еретическая легенда? Или подлинный документ, способный в корне изменить представления о возникновении христианства? Археолог Джек Ховард уверен: Евангелие от Христа существует. Более того, он обладает информацией, способной привести его к загадочной рукописи. Однако по пятам за Джеком и его коллегой Костасом следуют люди из таинственной организации, созданной еще святым Павлом для борьбы с ересью.