Георгий Конисский - [36]

13. Современник Гассенди Картезий почти согласен с Гассенди, считая началами естественных вещей частицы различного вида, однако, расходится с ним, когда утверждает, что локальная протяженность в длину, ширину и глубину имеется в каждой вещи и в самой материи, или теле, и твердо убежден, что не может быть пустого пространства; он не видит никаких границ деления протяженной субстанции, однако не осмеливается приписать ей бесконечную делимость, как перипатетики, поскольку она, согласно Гассенди и эпикурейцам, будто переходит в атомы, но утверждает, что в меньших частицах может быть делима до бесконечности. Наконец, он хочет, чтобы всякая материя была инертна, не наделена способностью двигаться, тогда как Гассенди и эпикурейцы считают, что атомы активны и всегда пребывают в постоянном полете и склонны к самодвижению. От мысли Картезия, полагаю, исходят многие труды, потому что к ней прибегают в наш век мужи, прославленные своей эрудицией, они представляют нам для размышления многочисленные положения о разных физических вещах, которые и Картезий стремился объяснить своей гипотезой о началах.

Если же просвещенному человеку не кажутся исчерпывающими мысли философов о началах в разъясняемых естественных явлениях, то Картезий считает, что вся Вселенная могла быть разделена творцом на разные участки, состоящие из материи, гомогенной по отношению к себе и гетерогенной по отношению к фигуре и движению, так что в огромный центр каждого участка собралась масса тончайшей материи нестойкой фигуры, легко восприимчивой ко всему, и этот центр назывался первым элементом и образовывал устойчивую колонну. Вокруг этой

¹⁵³

крепкой колонны, считает он, постоянно вращается эфир или небесная субстанция, состоящая в основном из круглых частичек. Если же все частички элемента вращаются одновременно не только вокруг общего, но и вокруг собственного центра — согласно его гипотезе, — то считается, что они постоянным трением должны срезать углы и выступы, и эти осколки превращаются в опилки первого элемента, и так достигается, что оставшееся от них обязательно круглое и сферическое, и оно называется вторым элементом, который постоянным круговоротом оттягивается от центра вследствие движения — как он сам свидетельствует.

Кроме этих элементов появляется более грубая масса (scoma) материи, состоящая из угловатых обломков, тесно связанных между собой, и ее тот же Картезий называет третьим элементом. Из него состоит Земля, планеты и все плотные тела. Итак, первый элемент Картезия — это какая-то тончайшая, тягучая, возбужденная быстрым движением материя, она не придерживается определенной фигуры, легко все воспринимает, легко может изменяться и заполнять движение любых тел. Он увидел материю этого элемента на Солнце и звездах, много ее во всех огненных и светящихся телах. Второй элемент состоит из очень маленьких шариков, которые, однако, не входят в движение больших тел, поскольку они более плотные, чем частички первого элемента, и не так легко меняют свою фигуру. Они даже оставляют между собой пространство, которое должно заполняться первым элементом. Из этой шарообразной материи образуется эфир или небо, поэтому картезианцы называют ее эфирной субстанцией. Наконец, третий элемент берет начало от частичек первого элемента, поскольку именно эти очень тонкие частички так между собою переплетены и связаны, что образуют плотные и ветвистые молекулы, которые, лишившись движения, приобретают форму третьего элемента; и Картезий считает, что этот элемент преобладает в плотных телах, в Земле и всех планетах. Определив такие элементы, он стремится объяснить действия всех естественных вещей величиной, фигурой, положением, движением и покоем своих элементов. Этих действий пять: это указанные действия элементов. Так же и Гассенди со всеми эпикурейцами называет принципы своих атомов, т. е. искусственные принципы, из которых выводится вся система естественных вещей. Уже о каждом из них этой мыслью современных философов здесь приведено настоящее суждение.

14. Говорю, в-пятых: более современная мысль эпикурейцев о началах вещей природы не позволяет придерживаться Гассенди, поскольку в природе вещей нет пустоты, что будет доказано ниже, и не заслуживает одобрения то, что есть атомы — неделимые тела, несложные, мельчайшие, однако с различными фигурами. Ибо, если атом считается круглым, необходимо, чтобы он состоял из центра и какой-то круглой поверхности, если угловатым — из граней-выступов и плоскостей, и если есть те и другие частицы атома, то он должен быть сложным, а не мельчайшим; следовательно, это атомы и не-атомы; атомы — как считается, не-атомы — как доказывается. Однако Гассенди хорошо излагает, что отдельным атомам дана богом определенная мера движения, этим он разбивает аргумент Демокрита, будто необходимо признать какой-то вес за атомами и будто они движутся общим движением, а не особым, определенным для каждого.

15. Говорю, в-шестых: и мысль Картезия не может быть доказана полностью. Это усугубляется следующим аргументом: во-первых, мысль, устанавливающая лишь пассивный принцип вещей природы, не может быть доказана — а такова мысль Картезия; значит, меньшая посылка: элементы Картезия троякие материально или сама материя трояко различна по форме. А материя, согласно самому Картезию, — пассивный принцип. Ты скажешь: элементы сами по себе инертны, однако движутся богом как непосредственным принципом, отсюда выходит, что материя и бог образуют союз как внутренние принципы всей Вселенной; и следствие этого — ошибка Спинозы, отождествившего природу и бога. Значит, ошибочный антецедент. Во-вторых: из механических принципов Картезия как из частиц не могут быть объяснены величиной, фигурой, положением, движением и покоем многие действия естественных вещей. Значит, кроме них необходимо применить другие принципы. Антецедент доказывается: многие аффекты, действия, особенно живых чувствующих тел, не могут быть объяснены из механических принципов Картезия. Например: лиса, чтобы согнать кур с дерева, делает вид, будто влезает на ствол, часто бьет по стволу вытянутым хвостом, трясет дерево, чем нагоняет страх на трусливых птиц, или делает вид, что другое животное влезает на дерево. Если эти куры, перепуганные, слетают, то, прежде чем они коснутся земли, лиса на них нападает. Или если волк внезапно схватит собаку, спящую на пороге дома, и если она больше весит, чем он может легко нести, положив ее на спину, то он вспарывает ей брюхо и выбрасывает внутренности, чтобы туша стала меньше весом. Или если несет на себе, [придерживая] зубами, вырванную из отары одну жирную овцу, вторую часто ведет, подгоняя ее вытянутым хвостом, чтобы быстрее шла. Эти и другие подобные действия, как многие, например, у волка и лисы, без сомнения, не могут быть объяснены количеством, фигурой, положением, движением и покоем частиц. Итак: