География фамилий - [3]
Особенно коварна обманчивая простота. Как будто нет ничего проще, чем объяснить фамилию Волокитин, но она не связана ни с волокитой — ухажером, ни с канцелярской волокитой. В старину волокита — работник, ведущий борону. Простой выглядит фамилия Дворников. Конечно, это дворников сын, но фамилия возникла, когда дворник был не уборщиком двора, как сегодня, а арендатором хозяйства, двора. Так же и Заказчиков — не от современного слова заказчик. В прошлом глагол заказать означал «запретить», т. е. заказчик — это надзиратель, надсмотрщик. Обманчива слышимая основа и в фамилии Бортников — она связана не с судоходством, а с пчеловодством: борть — улей в дупле. Молодежь не угадает, что Бабкин значит, собственно, «акушеркин». Двое выпускников филологического факультета уверенно назвали основой фамилии Карпов рыбу карп. Имя Карп, нередкое еще в начале нашего столетия, вышло из употребления и забыто; не всякий знает, что фамилия Гуров происходит от краткой формы Гур — канонического имени Гурий.
Подчас ошибаются даже профессионалы. Известная лингвистка М. А. Рыбникова «объяснила» фамилию Рыбников, как любителя пирога с рыбой[10], в действительности же рыбник — сын рыботорговца. Знаток северных говоров И. А. Елизаровский ошибочно связал фамилию Паршуков с болезнью паршой (на самом деле это отчество от народной формы имен Парфен и Порфирий — Паршук), Харин — с вульгарным синонимом слова лицо (оно произошло из краткой формы Харя — Харитон); Черепанов связан не с черепом (черепан означало «гончар», а также «житель города Череповца»)[11].
Распространены фамилии Воронов и Воронин, в лучшем случае вам объяснят, что фамилии эти от двух разных основ, но причину древнего различия словообразовательных средств ‑ов и ‑ин еще никто не раскрыл до конца. Таковы же пары: Данилов — Данилин; Михайлов — Михайлин.
Кроме исторической лексикологии и исторического словообразования, при анализе фамилий необходимо знать историческую фонетику. Без нее не раскрыть происхождение таких фамилий, как Езерский и Есенин. Древнерусское инициальное е сменилось на о: един→один; елень→олень; езеро→озеро; есень→осень (основа фамилии Есенин по лексическому значению — в одном ряду с основами фамилий Зимянин, Весенин, т. е. предками их носителей были Зимяня, Весеня, Есеня). Фамилия Лучников происходит не от слова луч, она результат исторического смягчения к→ч; отчество означает «сын лучника», изготовителя стрелкового оружия — луков.
Но и совершенное знание истории русского языка недостаточно. Огромно количество фамилий, происшедших от диалектных слов. Основа фамилии Кочетов, надо думать, понятна если не всем, то большинству. А основы фамилий Бутримов, Дрогачев, Загоскин, Падерин известны не всюду (бутрим — ветлужское «угрюмый»; дрогач — рязанское «дергающийся, кривляющийся»; загоска — олонецкое «кукушка»; падера — северное и сибирское «пурга»). В Даровском р‑не Кировской обл. обитают Шипулины, только словарь местных говоров объясняет, что шипуля означает «тихий, медленный»[12]; фамилия Ширманов записана в Горьком и Ульяновске, и именно на Среднем Поволжье известно слово ширман — «карман»[13].
Нередки иноязычные фамилии в чисто русских семьях, например тюркские по происхождению Аксаков, Берсенев, Булатов, Карамзин, Мамаев и др. (часть их описал Н. А. Баскаков[14], к сожалению, он ограничил себя генеалогическими памятниками, оставив в стороне массу народных фамилий, а с другой стороны — отнес к тюркским некоторые нетюркские); украинские — Кравцов, Мирошников, Тарасенков и др.; польские — Боратынский, Малиновский, Милютин, Скуратов, Циолковский; немецкие — Фонвизин, Фурманов, Шнейдеров и др. Некоторые фамилии действительно обязаны своим происхождением далекому нерусскому предку, но и без этого тесное многовековое общение народов порождало заимствование слов.
Этимологию трудно объяснить, если не знать, какому языку принадлежит фамилия, а это не всегда можно определить. Эти трудности умножены частыми искажениями. Близость гласных е—и спутала фамилии Вишняков и Вешняков, у них совершенно разное происхождение: вишняк — вишневые заросли, вешняк в Беломорье — рыбак, уходящий весной в море на промысел. В фамилии Страханцев еще можно узнать Астраханцева, в Леванидове — Леонидова, но труднее догадаться, что Облакатов — это Адвокатов, а Вахромеев, Охромеев, Фоломин восходят к Варфоломею, Стахеев — к Евстафию. Так же и в любом языке: французская фамилия Робеспьер — из Роберт+Пьер. Многие искажения происходили еще на дофамильном уровне.
Искажениям способствуют переосмысления. Непонятное чужое или отмершее слово родного языка, сохраненное только в фамилии, пытались как-нибудь осмыслить (хотя бы частично) по сходству со значимым: бульвар→гульвар, поликлиника→полуклиника, палисадник→полусадик.
Так, фамилия Сенофоновых во владимирской деревне Егрево[15] восходит к древнегреческому имени Ксенофонт, нередкие фамилии Селиванов, Селиверстов происходят от латинских имен Сильван, Сильвестр, т. е. «лесной», переосмысленных по созвучным привычным словам
Эта книга — рассказ о русских именах, распространенных в нашем обществе. Автор рассматривает их происхождение, значение, историю формирования, динамику в историческом и современном плане. Дана социальная и эстетическая оценка личных имен, рекомендации, как называть новорожденных. Многое из того, что В. А. Никонов приводит в книге, собрано им самим по загсам ряда городов, областных центров и в сельской местности. Практически интересен для читателей — родителей и работников загса — словарь женских и мужских имен.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.
Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.
Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.