Генрих V - [198]

Возникает вопрос, насколько хорошим было политическое чутье Генриха? Понимал ли он, на что идет в мае 1420 года, когда согласился на судьбоносный договор, который он скрепил браком с дочерью французского короля Екатериной? К тому времени признаки надвигающихся проблем были видны повсюду. Проигнорировал ли Генрих их, и если да, то сделал ли он это потому, что чувствовал, что не может отступить, а идти только вперед, невзирая на последствия?[1458] Можно не сомневаться, что обстоятельства изменились с тех пор, как он впервые появился во Франции в 1415 году. Возможно, его можно было бы простить, если бы он, находясь под впечатлением договора, который делал его наследником Франции и не видел преимуществ в том, чтобы согласиться на меньшее. Если он контролировал целое, то он контролировал и части. И если он мог заставить тех, кто выступал против него, изменить свое мнение (при необходимости, с помощью военной силы), то в один прекрасный день он мог бы получить эффективный контроль над королевством, на которое он теперь мог претендовать по недавно подписанному договору.

Генрих не смог должным образом учесть политический климат и обстоятельства, которые привели к заключению этого договора. Для французов договор был навязан силой, который в один прекрасный день мог быть отменен. Он также был заключен на основе союза, который Генрих заключил только с одной из сторон во французском гражданском конфликте, "неестественного" союза, который мог продлиться только до тех пор, пока длился сам конфликт. Это было, как быстро отметили сами французы, урегулирование, по сути, ущербное, поскольку, принимая титул наследника королевства Франции, Генрих согласился позволить Карлу VI оставаться королем до конца его жизни, что подразумевало, что он признает Карла, а не себя, законным правителем Франции. Акт лишения дофина наследства был актом, который, в конечном счете, мало кто из французов был готов принять. Принцип наследования был основан на традиции; никакое соглашение, навязанное больному королю победоносным правителем другой страны, не могло аннулировать ее. Когда Карл VI умер примерно через шесть недель после Генриха, в октябре 1422 года, большинство французов стали считать естественным наследником его сына Карла, а не английского внука Генриха. Это обстоятельство сделало завоевание Франции, формально завершенное договором в Труа, еще более трудной задачей, чем предполагалось.

В итоге можно сказать, что Генрих допустил серьезную ошибку в суждениях, предпочтя перспективу овладеть королевством Франция (которое включало бы Нормандию) Нормандии, либо самостоятельной, либо как частью более широкого территориального урегулирования (возможно, основанного на договоре Бретиньи), которое он мог бы навязать в 1420 году[1459]. Такое соглашение позволило бы избежать политической ошибки, связанной с изменением наследования французской короны. Тем не менее, вполне вероятно, что любое соглашение, заключенное в эти годы раздоров во Франции, однажды было бы оспорено. Генрих был ослеплен тем, что его война велась за возвращение территорий, которые он считал принадлежащими ему по праву. В его глазах это было делом справедливости. Такое дело пользовалось поддержкой Бога, которая была продемонстрирована во время правления Эдуарда III и, совсем недавно, при Азенкуре и в других случаях, но которую упрямые французы отказывались признавать[1460]. В свою очередь, он не понимал, что против него будут собраны сильные войска, какими бы слабыми они ни казались в то время. Он не видел, что во Франции быстро росло чувство национального духа и самосознания, во главе которого стоял монарх и которое вдохновлялось войной, — дух, по иронии судьбы, не слишком отличавшийся от того, который Генрих пытался поощрять в Англии[1461]. Обе страны (как мы теперь можем судить) смотрели и двигались вперед. В отличие от них, Генрих, по сути, обращался к прошлому, к тому, что, по его мнению, когда-то было конкретной исторической ситуацией. Поэтому он передал своему сыну наследство, которое по праву можно назвать "damnosa hereditas" ("отравленным подарком")[1462].

Генриха лучше всего оценить, отделив его внешние достижения от внутренних. Он рассматривал свое вторжение во Францию как восстановление своего права как часть обязательства, лежащего на нем как на короле. Манера, в которой он изображал себя преемником Эдуарда III в отношении определенных претензий во Франции, подчеркивала, что ни один из его непосредственных предшественников, Ричард II и его собственный отец, лично не сделал многого для их осуществления. Активное возобновление войны во Франции было еще одним способом показать, что при его правлении все будет по-другому. Его успехи во Франции описывались с точки зрения заслуг, которые они могли принести ему, короне и народу. Они служили важной цели, помогая объединить английское общество в общем деле. Однако, как бы выгодно это ни было в краткосрочной перспективе, французское предприятие уже до смерти Генриха оказалось серьезной проблемой. После его смерти и в течение последующих тридцати с лишним лет оно становилось все более серьезной политической и финансовой проблемой для тех, кто правил Англией, настолько, что Генрих VI в конце концов отказался от предприятия, которому его отец посвятил так много времени и энергии.