Генрих V - [153]

.

Если 1416 год ознаменовался успехами членов династии — примечательно, что Сигизмунда встречали все три брата Генриха в порядке старшинства, когда он двигался из Дувра в Лондон, чтобы встретить самого короля — то 1417 год стал лучшим примером того, насколько Генрих был обязан своим близким родственникам по мужской линии, двое из которых, Кларенс и Глостер, сопровождали его во время второго вторжения в Нормандию. Его выбор был интересен. Приказал ли Генрих Кларенсу сопровождать его, как уже говорилось, потому, что хотел действовать в тесном единении с ним и лично контролировать его действия? И для того ли, чтобы дать ему дополнительный опыт войны, в частности, осадной войны и использования новой артиллерии, он выбрал Глостера для командования частью армии? В обоих случаях, но по разным причинам, Генрих, возможно, чувствовал, что предпочел бы иметь этих двух людей под своим началом.

Примечательны два момента. Во-первых, оба брата оставались в Нормандии под командованием Генриха не менее двух лет, каждый из них преданно посвятил свою жизнь исполнению амбиций Генриха, сделав их почти амбициями династии. Во-вторых — это степень, в которой эти два разных по характеру человека, помогали Генриху в завоевании Нормандии. Кларенс был человеком решительных действий, что видно, например, по его пролому стены при осаде Кана и его боевому кличу "A Clarans, A Clarans", записанному хронистом, а также по тому, как он с небольшим отрядом захватил Понтуаз во время дерзкой вылазки на рассвете 30 июля 1419 года[1113]. Такие решительные действия привели к успеху и были должным образом зафиксированы хронистами, которые по-прежнему писали в рыцарском духе при каждом удобном случае. Эти же хронисты интересовались относительно новыми методами ведения войны, которые представляло развитие артиллерии. Поэтому они восхищались вкладом Глостера в войну, его быстрым завоеванием северо-западной Нормандии весной 1418 года, когда города и замки быстро сдавались его армии. Больше всего они отметили его успешное завершение шестимесячной осады Шербура[1114], проведенной человеком с относительно небольшим практическим военным опытом за плечами, но с интересом к осадной войне и, в частности, к преимуществам, которые давало осаждающему использование артиллерии. Мы также не должны думать о Глостере как о человеке, который предпочитал добиваться успеха находясь в сравнительной безопасности артиллерийских позиций. Как и все его братья, он не был трусом; в хронике Brut записано, что при осаде Руана, на которую он отправился после взятия Шербура, Глостер намеренно расположил свой лагерь ближе к стене этого города — а значит, ближе к опасности — чем любой другой командир[1115]. Важно подчеркнуть, что Кларенс и Глостер представляли для Генриха полезный контраст в тактике ведения военных действий; один был готов к драматическим действиям, когда это требовалось, в то время как другой предпочитал использовать новое оружие для достижения менее драматических, но столь же реальных результатов.

В 1417 году важную роль Золушки, как и в 1415 году, играл Бедфорд, чьи качества надежного администратора были хорошо известны Генриху. Однако его должность не была синекурой. Как и в 1415 году, Генрих снова оставил неопределенную ситуацию на шотландской границе, с которой Бедфорд был хорошо знаком. Через две недели после отплытия Генриха в Нормандию Бедфорд, как лейтенант Англии, должен был объявить призыв на военную службу для сопротивления шотландцам. С помощью Эксетера (также в Англии) и Генри Боута, архиепископа Йоркского, была собрана внушительная армия, и шотландцы, застигнутые врасплох, вынуждены были вернуться в свою страну, бросив осадные машины, с помощью которых они осаждали Бервик. Вместе Бедфорд и Эксетер одержали успех, который позволил Томасу Уолсингему петь дифирамбы стране, которая, несмотря на свою тяжелую войну в Нормандии, смогла найти столько людей и таких прекрасных полководцев для защиты своей северной границы от врага, который не осмелился вступить в сражение с английской армией, а, узнав о ее приближении от шпионов, сбежал, как это могла бы сделать толпа женщин[1116].

Для полноты картины деятельности в этот annus mirabilis (год чудес) мы должны кратко вернуться к роли, которую сыграл епископ Генри Бофорт. В 1417 году произошла кульминация на Констанцском соборе, которая привела к избранию Мартина V приемлемым для всех Папой. Как мы видели, епископ Бофорт действовал как представитель короля, поддерживая сознательное решение Генриха о том, что Англия должна сделать возможным продвижение в работе собора, встав на сторону тех, кто настаивал на том, что выборы должны предшествовать реформе[1117]. Английские современники были не так уж неправы, утверждая, что именно личное вмешательство епископа вывело собор из тупика и сделало возможным избрание нового Папы. Как и во многом другом, роль Бофорта на дипломатическом поприще была значительной.

Он также известен, возможно, слишком хорошо известен, благодаря другой форме вклада в управление Англией — займам, которые он давал всем ланкастерским королям (включая шесть Генриху V) и общее число которых превысило пятьдесят, когда он выдал последний заем в 1446 году, за несколько месяцев до своей смерти