Генрих V - [130]
Эта история едва успела закончиться, как за ней последовала другая, более значительная[947]. 5 марта 1410 года Джон Бэдби, ремесленник из Вустершира, был сожжен за ересь в Смитфилде в Лондоне, став первым человеком (насколько известно) после Соутри в 1401 году, который понес крайнее наказание за свои убеждения. Как и многие другие, он не мог заставить себя принять учение Церкви о превращение хлеба и вина, но, выразив это в словах, что "Джон Рэйкир из Бристоля имел такую же силу и власть творить тело Христа, как и любой священник", и эти его слова могли быть восприняты как явная атака на власть священников. Уже объявленный своим собственным епископом в 1409 году еретиком и заключенный в епископальную тюрьму, он был доставлен в Лондон в феврале 1410 года, чтобы предстать не только перед внушительным числом епископов, включая Арундела, но и перед группой знатных мирян, включая Эдуарда, герцога Йоркского, и Томаса Бофорта, недавно назначенного канцлера. Следует напомнить, что процесс проходил в тени недавних событий в парламенте, который стал свидетелем попытки сторонников лоллардов лишить Церковь ее мирских богатств. Поэтому судебный процесс, который можно рассматривать как противостояние ортодоксов и иноверцев, мог иметь только один исход. Бэдби ничего не предпринимал для своего спасения: он продолжал следовать своим убеждениям и, если потребуется, сполна расплатиться за них. Было решено, что он должен умереть, и сделать это следовало немедленно.
Казнь Бэдби через сожжение должна была засвидетельствовать "высокая комиссия", включая некоторых епископов, которые присутствовали на его суде и осуждении. Также присутствовал принц, чье присутствие было зафиксировано в современных записях, и чьи мотивы стали предметом пристального изучения в недавних исторических трудах. Почему он был там? Что должно было означать его присутствие при последних минутах жизни Бэдби? Следует напомнить, что это был лишь второй смертный приговор за ересь, вынесенный в Англии, и что, как следствие, не было реального прецедента относительно того, кто должен был быть свидетелем казни, тем более что казнь Уильяма Соутри (в 1401 году) была проведена в спешке до принятия статута De Heretico Comburendo. Поэтому вполне вероятно, что присутствие принца было задумано как акт поддержки Церкви в ее решительной борьбе с ересью, и что его следует рассматривать в свете его вероятного несогласия с вдохновленными лоллардами планами лишения сана, которые обсуждались всего несколькими неделями ранее. Его присутствие также должно было показать, что светская власть теперь берет на себя контроль в решении вопроса о том, кто будет сожжен за ересь. В конкретных обстоятельствах того дня казнь за ересь показала бы, на какой позиции стоит принц в вопросе защиты традиционной религии; она также рассматривалась бы как акт, за который светская власть несет окончательную ответственность. Короче говоря, это было утверждение авторитета светской власти над ее духовным коллегой.
Вопрос присутствия принца — это одно. Другое дело, как он отреагировал на сожжение Бэдби. Жертву поместили в бочку и разожгли под ней костер (от жары и дыма он быстро потерял бы сознание), когда принц вдруг приказал потушить огонь: он хотел поговорить с Бэдби. Он так и сделал, призвав его использовать эту возможность, чтобы спасти свою жизнь, и предложив ему ежедневное содержание в 3 пенса, если он отречется. Бэдби отверг эти предложения, огонь был разожжен вновь, и казнь продолжалась до предначертанного конца. Что пытался сделать принц? Пытался ли он перехватить внимание у Арундела, своего политического "соперника", которого он сменил на посту главы правительства всего три месяца назад? Надеялся ли он убедить Бэдби отказаться от своих слов, когда Арундел не смог этого сделать? Возможна любая из этих причин, но ни одна из них не является вероятной. Мы не можем точно сказать. Однако одно было очевидно. Пока принц стоял во главе правительства, можно было ожидать твердых, действительно суровых действий против тех, кто осмеливался раскачивать государственный корабль, особенно если их преступление было "духовным" — ересь. С этого момента его позиция была ясна.
Это видно по тому, как принц отреагировал на попытки архиепископа Арундела очистить Оксфордский университет от того, что он считал оставшейся поддержкой ереси виклифитов. Пятнадцатью годами ранее, в 1395 году, университет получил от тогдашнего Папы Бонифация IX буллу, освобождавшую его от церковной юрисдикции. Два года спустя, когда Арундел уже находился в Кентербери, Ричард II согласился с тем, что архиепископ имеет право посетить университет, и, несмотря на буллу Бонифация, именно так он и поступил. Автократичный по своей природе, Арундел считал своим долгом искоренить последние непокорные остатки еретической доктрины в учреждении, которое было его альма матер. В ноябре 1407 года в Оксфорде были опубликованы конституции, регулирующие проповедь, и с целью их изгнания были предприняты шаги по регулярному опросу академического сообщества о тех, кто мог придерживаться развращающих мнений. Эти шаги, как оказалось, были оправданы. В предыдущем году, вероятно, в тот момент, когда в Лондоне заседал парламент, глава колледжа Сент-Эдмунд-Холл, в Оксфорде Уильям, Тейлор проповедовал с общественной кафедры Креста Святого Павла в поддержку взглядов Уиклифа о том, что духовенство должно быть лишено преимущества мирских владений; позже в том же году Питер Пейн, один из его преемников на посту главы колледжа, написал письмо скрепленное печатью университета сторонникам Яна Гуса в Праге, соглашаясь с их взглядами, которые, как было сказано, были одобрены англичанами в Оксфорде и других местах.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.