Генрих Третий. Последний из Валуа - [93]

Герцог Савойский, зять Филиппа II и союзник герцога Гиза, пошел еще дальше. Без объявления войны он захватил альпийское маркграфство Салюс, которое королеве-матери с таким трудом удалось получить обратно в 1579 году. Это был небывалый скандал: безнаказанно отобрана часть французской территории!

Герцог Савойский торжествует победу и чеканит монету, на одной стороне которой изображен цветок лилии, символ династии Бурбонов. Генрих III не может простить герцогу де Гизу этого национального унижения и начинает обдумывать возможность убить герцога.

Герцог де Гиз 4 декабря 1588 года в сопровождении большого количества вооруженных людей является к королю и требует, чтобы тот «удалил виновников всех бед», другими словами, людей, наиболее близких Генриху. Среди них значился и его врач, преданный Мирон. Король, затаив ярость в сердце, был вынужден уступить, после чего происходит богослужение, призванное освятить примирение двух принцев.

Но для сына своей матери Генрих был слишком приветлив, и люди более дальновидные насторожились. Заседание Генеральных штатов все продолжалось, но все угрозы и дерзкие выходки разбивались о мягкое упорство Генриха, как волны океана разбиваются о скалы.

Высший совет Лиги собирается 9 декабря; решался вопрос о том, как использовать великолепный шанс, который сама судьба давала в руки, и как заставить такой податливый состав Генеральных штатов принять все требования Лиги.

А 17 декабря, на официальном обеде, устроенном кардиналом де Гизом, хозяин дома встал и провозгласил тост: «Я пью за здоровье короля Франции! Да здравствует Генрих де Гиз! Да здравствует наследник Карла Великого! Что же до Валуа, то он будет превосходным монахом!»

Но среди гостей, собравшихся в доме герцога, был соглядатай, итальянский актер Венецианелли. И уже на следующее утро Генрих III, смертельно бледный, выслушал его рассказ со всеми подробностями и понял, что медлить нельзя.

Этим вечером королева-мать устраивала праздник в честь помолвки своей внучки, Кристины Лотарингской, с герцогом Фердинандом де Медичи. В последний раз двор Валуа становился сценой, где разыгрывались пышные представления, которые так хорошо умела устраивать королева-мать.

Воспользовавшись тем, что все придворные были у Екатерины, король незаметно проскользнул в свой кабинет, где его уже ждали маршал д’Омон и месье де Рамбуйе, королевский магистр. Пересказав им донесение Венецианелли, король попросил их совета.

«Его надо немедленно арестовать!» – вскричал маршал.

Да, но где было взять людей, охрану и судей?

«Тогда его надо убить», – говорит д’Омон.

Генрих III вызывает Крийона, самого храброго капитана Франции, и приказывает ему избавиться от мятежника. Отважный капитан тут же решает вызвать герцога на дуэль – что же до убийства, то он решительно отказывает. Смущенный Генрих не настаивает.

Однако сохранить что-нибудь в секрете во дворце, открытом всем ветрам, было очень сложно. Слухи поползли тут же. Гиз, ослепленный своим могуществом, отказывается им верить, но зато он наконец соглашается с планом поднять всех католиков: гражданская война даст ему то, чего он не мог добиться при помощи Генеральных штатов.

В день святого Фомы, 21 декабря, когда придворные выходили из церкви, где они слушали утреннюю мессу, Гиз попросил короля оказать ему милость и выслушать его. Генрих со всей сердечностью взял герцога под руку и увлек его к ограде парка, ныне не существующего. Поскольку Гиз держал свою шляпу в руке, король заставил его покрыть голову.

Заверив короля в своей преданности и готовности к самопожертвованию, герцог выразил крайнее огорчение тем, что утратил доброе отношение своего господина. Он прекрасно видит, что его величество больше не доверяет ему, поэтому он считает себя обязанным отказаться от чина генерал-лейтенанта и покинуть Блуа. Генрих мгновенно понимает, что это означает раскол страны: протестанты тянутся к Англии, а Лига мечтает превратить французов в подданных испанского короля. Однако благодаря своей сдержанности король ничем не показывает, насколько он обеспокоен. И заверяет герцога де Гиза в своих самых добрых чувствах к Лотарингскому дому, отказывается принять отставку герцога и просит его впредь не относиться с легкостью к столь серьезным вопросам.

На следующий день утром король и герцог снова встречаются, на сей раз в покоях королевы-матери, которая болела бронхитом. Под ее пристальным взглядом они еще раз заверили друг друга в самых добрых чувствах, и, выходя, Гиз заметил своему брату: «Все-таки он неплохой человек, не злой…»

Ближе к вечеру король вызывает Гиза. Тот находит Генриха III в самом благодушном настроении; улыбаясь, король сообщает Гизу, что собирает совет завтра утром, и просит Гиза не забыть об этом.

Вечером 22-го, ужиная с дамами, Генрих де Гиз находит под своей салфеткой анонимную записку, которой его ставят в известность, что король собирается его убить.

Фанфаронствуя и желая произвести впечатление на Шарлотту де Нуармутье, Гиз читает ее вслух, а потом высокомерно бросает: «Он не осмелится!»

Пока Гиз развлекался со своей любовницей, король давал указания Бельгарду, Луанаку и своему камердинеру Дю Альду, затем он позвал человека, с которым долго беседовал наедине. Совесть его была спокойна: нельзя было сохранить единство Франции и жизнь этого человека. И король, обладавший всей полнотой судебной власти в королевстве, имел право казнить мятежника, но он мог судить его трибуналом.