Генрих IV - [50]

Уверяют, что именно по дороге к мадемуазель Поле, к которой он направлялся с чисто отцовскими чувствами, Генрих IV был убит.

Несколько слов об убийце.

«Был в Ангулеме, — говорит Мишле, — образцовый человек, содержавший мать своей работой, живший в почтении к ней. Звали его Равальяк. К несчастью для него, физиономия его была зловещая, что вызывало к нему недоверие». Зловещая физиономия появилась у него от его личных несчастий. Его отец разорился, мать разошлась с ним. Чтобы поддержать свою мать, он сделался лакеем судебного советника, судебной ищейкой. Но когда процессов не было, не было и работы. Тогда он брал учеников, плативших ему продуктами в зависимости от коммерции, которой занимались их родители.

В городе произошло убийство. Вид Равальяка был настолько мрачный, что взяли его. Большой и сильный, с грубыми руками и тяжелыми кулаками, он был желт лицом и натурой желчен, рыж волосами и бородой, рыжиной темной, как медь. Как видим, все это не очень привлекательно. И тем не менее он нисколько не был виновен в убийстве, в котором его обвиняли. После года заключения в тюрьме он вышел оттуда, полностью оправданный, но более желчный, чем когда-либо. Кроме того, он был весь в долгах, так что, выйдя из тюрьмы через одну дверь, он вернулся в нее через другую. Именно в этом заключении за долги помутился его разум. Он принялся писать плохие стихи, плоские и претенциозные, как у Ласенера, потом начались видения. Однажды, зажигая огонь, он увидел виноградную ветвь, которая вытягивалась, меняла форму, превращалась в трубу. Он поднес эту трубу к губам, и она зазвучала фанфарой войны. И в то же время, как он возвещал так священную войну, потоки жертв убегали направо и налево от его рта. С тех пор он увидел, что предназначен для великого дела, для святого деяния, а потому принялся изучать теологию. В теологии его интересовал в особенности тот вопрос, который так занимал средневековье: «Позволено ли убить короля?» Равальяк добавлял: «Когда этот король враг папы». Ему подсунули писания Манария и других казуистов, рассматривавших этот вопрос.

Или его долги были оплачены, или его кредитору или кредиторам надоело его кормить, но из тюрьмы он вышел и рассказал о своих видениях. Слух о них распространился. Тотчас же дали знать герцогу д'Эпернону, этому бывшему фавориту Генриха III, что в городе на площади, носящей его имя, появился святой человек, посещенный духом Господним. Герцог д'Эпернон повидал Равальяка, выслушал его вздор и понял, какую пользу можно извлечь из человека, который ходит, вопрошая весь свет: «Можно ли убить короля, врага папы?» Он попросил его следить за процессом, который вел в Париже, снабдил его письмами к старику д'Антрагу, осужденному на смерть, как вы помните, в результате заговора против Генриха IV, а также и к Генриетте д'Антраг, этой немилосердной любовнице короля, все еще воевавшей с ним. Отец и дочь приняли его чудесно, снабдили его лакеем и адресом женщины из свиты Генриетты, чтобы ему было где остановиться в Париже. Звали ее мадам д'Эскоман.

Мадам д'Эскоман сильно испугалась при виде мрачного персонажа. Ей показалось, что вошло олицетворенное несчастье. В этом она не ошибалась. Но Равальяк был так хорошо рекомендован, что она приняла его, а потом, заметив, насколько он тих и религиозен, дала ему занятие во дворце.

Но Равальяк не остался в Париже. Герцог д'Эпернон питал к нему такое доверие, что отправил его в Неаполь. Здесь, обедая у Эбера, он заявил, как мы говорили, что убьет короля.

Действительно, это был самый подходящий момент, чтобы убить короля. Он собирался гарантировать мир Голландии и запретить двойную испанскую женитьбу. Итак, Равальяк спешно вернулся в Париж, чтобы осуществить свой замысел. Остановился у той же хозяйки и, зная, что она доверенная врагов короля, открыл ей свой проект.

Бедная женщина была легкомысленна и галантна, но сердце у нее было доброе — французское сердце. План ее испугал, она решила спасти короля.

А в это время Генрих IV был в самом разгаре своей страсти к мадемуазель де Монморанси. Он не мог думать ни о чем другом, как о бегстве в Испанию своего племянника Конде. Правда и то, что тот старательно напоминал ему о том, что обитает у его врагов.

Он собирался выпустить манифест против короля, разумеется, в интересах народа. Этот манифест эхом отозвался среди знати и среди членов парламента, двух классов, недовольных королем.

Вслух говорили, что ни один из детей короля не был его ребенком, а потому лучше пусть наследует Конде, чем незаконный сын.

Все, будто сговорившись, забыли, что и сам Конде, по всей вероятности, был незаконнорожденным.

Между тем Генрих 10 февраля 1609 года заключает военный союз с протестантскими принцами. Он атакует Испанию и Италию и входит в Германию. Во главе всех трех нападавших армий стояли протестанты.

Что до герцога д'Эпернона, генерал-полковника от инфантерии, преданного слуги иезуитов, против которых на самом деле затевалась вся кампания, то его оставили в Париже.

Король приказал отрубить голову одному из своих людей за то, что он нарушил эдикт против дуэлей.