Геном Пандоры - [61]

– Мы? Какие «мы», Алекс?

– Я и ты. Не прибедняйся, Сэмми. Может, ты и не озвучивала это для себя так явно, но я же видел – ты тоже хочешь утереть ему нос.

– Утереть нос? – Саманта усмехнулась. – Алекс, в лучшем случае из тебя выйдет лишь жалкий подражатель. Ну устроишь ты подобие Всемирного потопа… Ничего нового в этом нет. В худшем ты закончишь свои дни в психушке.

– Посмотрим.

– Нет. Не хочу я на это смотреть. У меня есть другое предложение.

– Какое же?

«Соберись, – мысленно приказала себе Саманта. – Обещай ему то, чего он хочет. И попытайся выполнить обещание».

– Ты велишь Гморку отловить всех тварей, которых выпустил из вивария. Думаю, передавить две сотни крыс, десяток хорьков и дюжину овчарок для него не составит труда?

– И что потом?

– Потом мы расскажем журналистам об Амершаме. О том, кто убил Диану и Боба. Тебя могут обвинить только в соучастии… У тебя ведь до сих пор нет американского гражданства? Может быть, тебя экстрадируют для суда в Россию, а там ты как-нибудь вывернешься.

– Чудный план. – Глаза Алекса весело заблестели. – И что я с этого буду иметь?

– Я пойду с тобой. Я буду с тобой до конца, каким бы он ни был. Я обещаю.

– Почему, Саманта?

– Что «почему»?

– Почему ты будешь со мной до конца?

На сей раз она взяла его ладони в свои и сказала так, словно и вправду в это верила:

– Потому что я люблю тебя.

Вечерский тихо освободил одну руку и включил на компьютере канал вечерних новостей. На экран вплыло изображение студии, лицо ведущей и – в верхнем правом углу – портрет Саманты. В динамиках зазвучал хорошо поставленный голос:

«…Разыскивается по подозрению в убийстве офицера полиции Дианы Виндсайд и неопознанного мужчины…»

Изображение сменилось записью с уличной камеры, расположенной над воротами парка Маунт-Крик. Саманта, с черной шляпой и кейсом под мышкой, бегущая к стоянке. Затем другая картинка: тело полицейского Боба, окруженное медэкспертами, один из них держит в обтянутой перчаткой руке дротик.

«Преступница вооружена и опасна. Каждый, кто может сообщить о ее местонахождении…»

Вечерский отключил звук, но картинку оставил. Он пристально глядел на Саманту. Та криво улыбнулась:

– Ожидаешь, что я вскочу и побегу прятаться в кладовке? Что же ты как добропорядочный гражданин не сообщишь о моем местонахождении?

– А я не добропорядочный гражданин. И уж точно не добропорядочный гражданин этой страны, как ты точно подметила. У меня к тебе есть встречное предложение. На крыше стоит вертолет. Мы сядем в него и уберемся из этого города. А потом, за границей красного круга, ты уже решишь, как ко мне относишься.

– А генерал?

– Плевать мне на генерала. Генерал тут уже ничего не решает.

Саманта медленно поднялась с кресла. На нее навалилась мертвящая усталость. Какой длинный, нелепый и длинный день – от дождливого утра на кладбище и до этого кабинета…

– Я пойду.

– Куда же?

– В красный круг, Алекс. Я попробую что-нибудь сделать. А ты садись на свой вертолет и катись на нем в гребаную задницу. И вели, чтобы твоя скотина от меня отстала. Если я увижу, что за мной следует волк, клянусь – выпущу в него все оставшиеся дротики.

Она шагнула к выходу, опасаясь – или, наоборот, надеясь, – что ей не дадут уйти. Однако мужчина в кресле не шевельнулся. Лишь волк поднял лобастую голову и посмотрел уходящей вслед.

Спускаясь по лестнице – лифты она невзлюбила со дня знакомства с Гморком, – Саманта размышляла о том, могла ли она поступить так, как Алекс. Он совершил из любви то, что другие не совершают из ненависти. Но делало ли его это хуже? Непонятно. Саманту грызло разочарование, неуверенность, мысль о какой-то невероятной упущенной возможности и отчаянное желание вернуться. И все же она не вернулась.

Два месяца спустя по одной из трасс канадской провинции Онтарио ехал внедорожник. Он ехал медленно, рывками, разгребая бампером снежные заносы. По сторонам дороги вздымались огромные сосны. Ветви их гнулись под тяжестью напа́давшего за ночь снега. Ничто не двигалось в этом белом мире, лишь время от времени с деревьев обрушивались снеговые пласты да упрямо пробивался вперед джип, оставляя за собой две темные колеи. Проехав еще несколько десятков метров, машина вздрогнула и завязла окончательно. Некоторое время джип ревел, выбрасывая из-под колес грязно-белые фонтаны. Затем мотор заглох. В наступившей тишине стукнула распахнувшаяся дверца. С водительского сиденья выбралась женщина в меховой куртке. Из-под капюшона выбивались ярко-рыжие пряди. Несмотря на мороз, по лицу женщины тек пот. Куртка на ее животе заметно оттопыривалась. Стукнув кулаком по крыше машины и бессильно выругавшись, женщина огляделась. Вокруг нее замер в молчании лес. Снег испятнали звериные следы.

С трудом нагнувшись, женщина набрала пригоршню снега и отерла щеки и лоб, а затем жадно куснула белое крошево. Заглянув в салон, она сняла с ветрового стекла портативный GPS и вывела на экран карту. Провела по экрану пальцем, следуя какой-то понятной лишь ей линии. Потом, вытащив из машины рюкзак, закинула его за плечо, захлопнула дверцу и зашагала прочь, тяжело разгребая сапогами сугробы.

Через некоторое время женщина брела уже по лесу. Под ногами ее вилась едва заметная тропа, протоптанная не людьми. Путешественница двигалась от ствола к стволу, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух. При этом она непрерывно бормотала. Всякий прислушавшийся к ее бормотанию решил бы, что женщина сошла с ума. Она спорила с собой, и сама себе отвечала.