— Бляха-муха, — мрачно сказал Епифаныч.
Неизвестно, бляхой ли была эта муха. Скорее она смахивала на уродливую саранчу с шестью железными крыльями и (почему-то) комариным хоботком. Епифаныч встряхнул банку. Муха внутри загремела, ударяясь о стенки. Звук напоминал клацанье металлических зубов или мерную поступь римских легионов по мощеному тракту. И пыль, пыль, пыль…
— Товарыщ, это как, закусь? — иронически предположил Лаврентий.
Он присел рядом с Епифанычем на облако и, свесив ноги в хромовых сапогах, уставился на землю внизу. Земля линяла. Зимняя ее шкура, белая и пушистая, облезала, обнажая грязные подпалины. Но кое-где рощи уже обметало зеленой дымкой будущей листвы. Весна. Даже здесь, на облаке, остро пахло сыростью, бензином и собачьими какашками, вылезшими из-под талого снега.
— Сам ты закусь, — угрюмо отозвался Епифаныч.
Епифаныч было не настоящее его имя. Когда-то его звали иначе. Возможно, Азраилом или Абаддоном, или еще одним из древне-жидовских имен, которые нынче не в чести. Но сейчас все как-то привыкли звать неудачливого ангела Епифанычем. Он пил горькую с декабря. И закусывал саранчой, хотя и скрывал последний факт от более удачливых коллег.
Лаврентий был не коллегой, а, скорее, консультантом по рабочим вопросам. От консультаций его, однако, проку было ничуть не больше, чем от пресловутой саранчи.
— Небесный огонь пробовали? — поинтересовался Лаврентий, извлекая из тесного френча непонятно как уместившуюся там бутылку армянского коньяка.
Протерев очочки, он внимательно оглядел саранчу в банке, облако и Епифаныча, покрутил коротким носом и полез в карман. Оттуда появились пузатенькие стеклянные стопки и белоснежный платок. Платком Лаврентий протер стопки и, кажется, не прочь был бы протереть и облако, и самого Епифаныча, однако мрачный взгляд собеседника удержал его от этого поступка.
— А то как же, — ядовито отозвался Епифаныч, почесав поросшее черными перьями крыло.
В те времена, когда Епифаныч был Азраилом или Абаддоном, его черные крылья, вероятно, навевали на смертных восторг и ужас. Сейчас Епифаныч здорово смахивал на облезлую ворону, а коллеги, ухмыляясь уже в открытую, приветствовали его фразочками типа: «Ой, позырь-ка, брат Даниил, грачи прилетели. Весна не за горами!» Нахохлившись, Епифаныч уставился на пузырь.
— Небесный огонь, совмещенный с человеческими представлениями об агрессивных пришельцах. Вон, — он ткнул пальцем с заскорузлым ногтем туда, где, предположительно, находился Челябинск. — Вон где мой огонь и мои пришельцы. Хоть иди и обломками торгуй… А все Михаил, сквалыга проклятый: «Вот тебе, мол, колесница Илии, почти что новая, только гаек пару подкрути…» Подкрутили!
В голосе Епифаныча прорезалась тысячелетняя горечь. Ну как же, Михаил, небесный архистратиг, весь в белом, а как мусор за ним подбирать — это все ему, противному и чернокрылому…
— Это вы погодите, товарыщ, — сурово оборвал его консультант Лаврентий. — Это вы не ту линию гнете. Пораженческую гнете линию. Товарыщи из Мексики должны были оказать нам свою революцыонную, так сказать, эсхатологыческую поддержку…
— Иди, друг, сам ищи своего Тескатлипоку! Они с Кукульканом и этим… как его… с большим членом который… Тельпочтли, во! — нефть в Мексиканском заливе ищут! И, говорят, уже нашли, после того как там два американских танкера затонули…
— Гнилые буржуазные ценности подорвали революционный дух наших мексиканских товарыщей, — сокрушенно заметил Лаврентий и разлил коньяк. — Так выпьем же за то, чтобы такие инциденты не подрывали дружбу между нашыми великыми народами!
— Гамарджоба, генацвале, — уныло отозвался Епифаныч и одним махом опрокинул в себя стопку.
Сунув грязную пятерню в банку, он вытащил бляху-муху и сочно ею захрустел. Лаврентий извлек откуда-то огромный, бордовый помидор сорта «бычье сердце» и впился зубами в ароматную мякоть. Некоторое время на облаке царило молчание. Ветер доносил с земли запах прели, навоза и свежей листвы.
Аккуратно положив надкушенный помидор на платок, Лаврентий продолжил расспросы:
— А почему бездействуют товарыщи с Севера? Насколько я помню, согласно утвержденной программе они должны были поставить нам волка Фенрира и ынеистых великанов. Где волк Фенрис и ынеистые великаны? Почему зима Фимбул не наступает в соответствии с намеченными сроками?
Слишком воспитанный, чтобы ткнуть пальцем, Лаврентий указал подбородком на парящую внизу землю.
Выплюнув надкрылье саранчи, Епифаныч молча кивнул на третий подъезд дома номер двадцать один дробь девять по Большой Монетной. Там какой-то старикашка, кряхтя, тащил на помойку новогоднюю елку. Елка уже смахивала не на елку, а на скелет. В желтых сухих ветвях запуталась веселая мишура. Елка доблестно отработала четыре месяца и теперь недоумевала, почему вместо заслуженной пенсии ее волокут в мусорный бак. Старик полностью разделял мысли елки, и даже собирался изложить их вслух на ближайшем собрании жильцов дома.
— Кирдык твоим ынеистым, — с чувством произнес Епифаныч и снова разлил. — Эта ель последняя была.
Вздохнули. Выпили. Закусили, каждый своим.
Епифаныч с тоской покосился на собутыльника. Извлекать его из глубин преисподней явно не стоило. Все идеи Лаврентия были либо банальными, либо глупыми, либо шли вразрез с Генеральным Планом. Так, в частности, его предложение отправить все трудоспособное население Земли на лесоповал в амазонские леса и лишить планету ее зеленых легких не встретило одобрения в высших эшелонах Власти.
