Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде - [54]

— Ко мне заходил его редактор. У него решительные намерения. Пусть он и занимается своим подопечным.

— А вот решительность тут как раз может привести к трагическим последствиям. Он будет говорить с теми, кого уважает. Мы берем ответственность. Только скажите его редактору, чтобы он не мешал.

— Ладно, попробуйте.

Поддержал нас и Анатолий Тимофеевич Карпычев, ответственный секретарь.

“Операция” началась завтра утром.

Сначала — звонок Студеникину:

— Петя, мы сейчас к тебе заедем.

— Кто мы?

— Я, Слава Егоров и Иван Тараненко.

— О чем будем говорить?

— Надо же тебе помогать. С руководством редакции мы договорились.

А Леше, редактору отдела, я сказал:

— Ты что, хочешь оказаться тем человеком, который последним видел Петю живым? — Это предупреждение сразу сбило ретивость борца за трудовую дисциплину.

Нам дали служебную машину — имелось в виду, что мы отвезем Петра, при его согласии, в военный госпиталь имени Бурденко. Иван Тараненко, по линии Главпура, договорился, что нас там примут и спасут.

Не надо забывать, что в нашей прекрасной стране её высшие руководители неустанно пеклись о здоровье народа. Про Леонида Ильича Брежнева была даже сложена песенка:

Ем с икрою бутерброд.

Сразу мысль: а как народ?

Народ неусыпно боролся то с холодом, то с голодом, то с недостатками, то с нехватками. Но главное было в ином: чтобы он не переел, не перепил, не переспал и так далее. Наиболее дотошных читателей отсылаю к многотомнику сочинений М.С. Горбачева, который в одной из своих пламенных речей убедительно доказывал, что живем мы плохо только потому, что слишком много едим и много весим…. А потом, как известно, сделался всенародным лидером в искоренении всенародного влечения к алкоголю…. Хотя, как позже прояснилось, и сам был не чуждпристрастию к хорошему коньяку и дорогим, в том числе и французским, винам.

Его соперник в борьбе за политическое лидерство Борис Николаевич Ельцин взял за правило выплачивать зарплату раз в полгода-год, чтобы народ не распускал животы, не ел от пуза, но что касается водочки — пил ее не стесняясь, вволю и безо всяких унижающих человеческое достоинство очередей. И темснискал популярность в простом народе.

Недавно я был в Златой Праге; там уютные ресторанчики на каждом шагу, и любой посетитель — будь он молодой или в летах, с женой или с подругой — начинал свой заказ с кружки-другой знаменитого чешского пива. А в ресторане “У Швейка”, знакомого персонажа авантюрного повествования Ярослава Гашека, подают сразу литровую емкость, из которой пить пиво еще вкуснее, чем из усердно рекламируемых в России унылых бутылок “Чешский стандарт” или “Старопрамен”.

Прошу извинить за это “пивное” отступление, но в нашем случае оно необходимо. Если советский человек выпивал (а это случалось, и не так уж редко) добрую пинту пива или две-три лишних стопки вина, он не мог рассчитывать на снисхождение ревнителей строгой антиалкогольной расправы.

Петра Студеникина надо было не просто уговорить сдаться на милость врачей военного госпиталя, надо было и самих врачей уговорить смилостивиться над доведенным до крайности человеком. Меня, скажу откровенно, передергивает даже от киношных, невзаправдошных убийств неподдающихся мафиозников и крутозатылочных злодеев. А если нормальный человек, своими глазами, видел реальную смерть, кишки, намотанные на автомат Калашникова, видел детей, которых косил смертоносный шквал, хоронил друзей, с которыми сжился за день-другой… И куда ни шло — будь среди мертвых только заклятые враги, покусившиеся на независимость твоей Родины. Но тебя убивали люди, которых ты не знал, и ты убивал тех, кого никогда прежде не видел…

Профессия журналиста — это любопытство, помноженное на бесстрашие, на пренебрежение к опасности. Хорошо выразил ее суть Константин Симонов: “Жив ты или помер, главное, чтоб в номер”. Это, конечно ненормально для обычного человека, но журналист — не нормальный человек. Так же, как альпинист, карабкающийся на неприступную вершину. Как Федор Конюхов, в одиночку сражающийся с исполинской мощью мировых океанов.

Людям кабинетным этого не понять.

Людям посторонним это кажется забавным, а то и просто нелепым.

Если бы “дело Студеникина” дошло до Главпура, ему бы не сдобровать.

Седых волос прибавилось бы и у главного редактора.

Кое-кто, может быть, потирал бы руки: ну я же говорил!

Но вернемся к хронике событий.

Когда Петр Алексеевич открыл нам дверь квартиры на Беговой, 13, он был трезв и внешне спокоен. Однако все наши доводы отверг с порога. Чувствовалось, что он не в себе, что-то в нем поломалось и надежды склеить поломку — почти никакой.

В комок сплелись все огорчения и обиды.

Первое: никто не хочет выслушать его и понять, что происходит в Афганистане.

Второе: его отодвинули в сторону, назначив редактором военного отдела человека, отчисленного из военного училища за нарушение дисциплины.

Третье: ему не разрешили побыть с дочкой, прийти в себя, стряхнуть афганское наваждение.

Были и личные неурядицы в семье — с женой, которая, как ему показалось, ищет женское счастье на стороне.

Даже Слава Егоров, добродушный оптимист, несколько раз взрывался: “Да что ты говоришь?! Здесь твои друзья, они хотят тебе помочь. Но если ты — против, я — пас”.