Генка Пыжов — первый житель Братска - [4]
Провожала нас чуть ли не вся улица. На вокзал пришли не только соседи, но даже мальчишки и девчонки с других дворов. Ну что ж, внимание вполне понятное. Поищите в Москве таких смельчаков, как отец и я. Тайга — это вам не Сокольники или парк имени Горького!
Да, совсем забыл сказать: провожали нас еще бабушка и Джурыкины. Я так и знал, что Джурыкиных не примут на Братскую гидроэлектростанцию, или, как ее сокращенно называют, ГЭС.
Люська мне очень завидовала. Даже плакала. Когда мы прощались и целовались со всеми без разбора, она сказала:
— Мы тоже поедем в Сибирь. Это абсолютно точно. Я тебе говорю авторитетно.
Обещала приехать в Сибирь и бабушка.
— Вот только пристрою пальму к хорошим людям и прикачу к вам, — сказала она на прощанье.
Радио последний раз предупредило провожающих, чтобы они вышли из вагонов. Проводники вынули флажки и стали у дверей, как часовые. Провожающие замахали платками, кепками. Мелькнуло и сразу же исчезло в толпе мокрое от слез лицо бабушки. Поезд шел все быстрее и быстрее.
Прощай, Москва! Прощай, может быть навсегда…
Глава третья
ВЫСОТНЫЙ ТОРТ. СТЕКЛЯННЫЕ ПЕТУШКИ. НА ПОДНОЖКЕ ВАГОНА
Поезд мчит нас уже второй день. Скоро Сибирь, а в вагоне по-прежнему душно и все ходят как расклеенные. Жаль, что редко останавливаемся на маленьких станциях. Чего там только не продают! И жареную колбасу и горячую, посыпанную крупной солью и красным перцем картошку. На больших станциях этого нет. В тележках на резиновых колесах продают только бутерброды, консервы и теплую воду, от которой слипаются губы, а язык становится красным, как будто его натерли свеклой. Женщин с корзинами и ведрами к вагонам не подпускают. Только увидит милиционер, сразу же кричит:
— Куда! Вот я вас в отделение!
На какой-то станции отец вместе с другими пассажирами ходил к директору ресторана.
— Что же это у вас, дорогой, нет ничего в буфете? Даже редиски не найдешь, я уже не говорю о манной каше.
О манной каше отец сказал потому, что дал слово бабушке кормить меня кашей утром, вечером, а если можно, то и днем.
Директор ресторана очень обиделся и начал кричать:
— Вы говорите — ничего нет? Пойдемте!
Он повел пассажиров в конец зала и показал на буфетную стойку:
— Смотрите, даже торт есть!
Под круглым стеклянным колпаком, точно таким, как я видел в музее, лежала огромная бело-розовая гора. Посредине стояло шоколадное высотное здание с красной звездой на шпиле. Вокруг здания были живописно разбросаны зеленые цветочки.
— Прошлогодний? — спросил отец.
— То есть как это — прошлогодний? К Первому мая заказывали.
Но торт, хотя он и был первомайский, мы не купили. На следующей большой станции отец дал мне пять рублей и сказал:
— Может, огурцов купишь. Только смотри не отстань от поезда.
Проводник сообщил, что поезд стоит пятнадцать минут. До базара же, который виднелся за забором, было самое большее десять минут хода в оба конца. В запасе получалось целых пять минут, или, как говорят взрослые, целая вечность.
На столах я увидел много огурцов: маленьких, с черными листиками укропа на боках, и больших — желтяков. Если такой огурец надкусить, а потом прижать пальцами, из него как из пожарной кишки, выскочит струйка воды. Я купил несколько желтяков, два красных петушка и одно моченое яблоко.
Я даже и не предполагал, что петушки, которые напоминают по вкусу обыкновенное оконное стекло, могут натворить столько бед. Не успел я отгрызть второму петуху хвост, как вдруг слышу — гудит. Конечно же, это наш паровоз. Хорошо еще, что забор был низкий, а то не видать бы мне как своих ушей ни бурых медведей, ни Братска.
Перемахнул я через забор — и вдогонку поезду. Сзади в это время кричат: «Держи вора, лови его!» Ничего себе история: не только от поезда отстанешь — еще и в тюрьму неизвестно за что посадят.
Но поезд я все же догнал. Не свой вагон, а самый последний — международный, с крутыми ступеньками и медными блестящими ручками. Поезд уже шел на всех парах. В ушах свистел ветер, из-под колес били прямо в лицо мелкая пыль и острые камешки.
Вначале путешествие на подножке мне даже понравилось, но затем начали уставать руки. Я бросил покупку. Огурцы закружились в вихре воздуха и покатились под откос. Тут уж не до желтяков. Того и гляди, угадаешь под колеса. Пикнуть не успеешь, как они расчирикают тебя на тридцать шесть частей.
Я проехал еще немного и вдруг почувствовал — начала кружиться голова. Ноги мои подогнулись, и я стал медленно сползать вниз. Страх придал мне силы. Я подтянулся на руках и снова прильнул спиной к холодной, пыльной двери вагона.
— Откройте, откройте! — закричал я и начал колотить ногой в дверь.
В ответ ни звука. Покачиваясь на поворотах, поезд мчался все вперед и вперед. Мимо проносились телеграфные столбы, будки путевых обходчиков; мальчишки, которые мелькали иногда на откосе, махали руками, стрелочники смотрели из-под ладони и грозили вслед кулаком. Но вот наконец вдали показались высокая водонапорная башня, белое здание вокзала, и поезд начал сбавлять ход. Я с радостью спрыгнул на перрон и пошел к своему вагону.
Отца в купе не было. На полке, где лежали мое одеяло и толстая тетрадь в толстой блестящей обложке, сидели незнакомые люди и начальник нашего поезда. Они размахивали руками и о чем-то спорили.
