Гений - [4]

Был ноябрьский лунный вечер, окна в домиках вдоль дороги были освещены, когда Уна пошла меня провожать. В одном месте она вдруг замедлила шаг и сказала:

- Вот тут задавило маленького Джона Джоу.

Место это ничем особенным не отличалось, так что вряд ли я мог рассчитывать на какую-то полезную информацию.

- Фордом или моррисом? - поинтересовался я скорее из вежливости.

- Не знаю, - ответила она, и в голосе ее послышался затаенный гнев. Это был донегановский драндулет.

Никогда не смотрят, куда едут, чучела старые!

- Быть может, господь захотел взять его к себе? - заметил я небрежно.

- Наверное, так, - отозвалась Уна без убежденности в голосе. - Уж этот старый олух Донеган, убить его готова, как вспомню!

- А ты бы уговорила свою маму сделать тебе еще одного, - посоветовал я услужливо.

- Что сделать? - испуганно воскликнула Уна.

- Сделать еще одного братца, - пояснил я, - Право, это легче легкого. В животике у нее есть мотор, и твоему папе остается только завести его своей рукояткой.

- Обалдеть! - Уна зажала рот ладонью, чтобы не захихикать. - Воображаю, что будет, если я ей это скажу!

- Но это так, Уна, - настаивал я. - Понадобится всего девять месяцев. К следующему лету она вполне может сделать тебе еще одного братца.

- Ой, не могу! - Уна опять хихикнула. - Откуда ты это знаешь?

- От моей мамы. А твоя мама разве тебе не рассказывала?

- Она говорит, что детей покупают у кормилицы Дейли. - Уна снова начала давиться от смеха.

- Ни за что не поверю, - проговорил я, насколько мог увереннее.

Но на самом-то деле я чувствовал, что опять свалял дурака. Как я теперь понял, мамино объяснение никогда меня не удовлетворяло. Уж слишком оно было простое.

Только дай этой женщине возможность, вечно она все перепутает. Меня это расстроило, впервые мне не удалось произвести до конца хорошее впечатление. Двайеры каким-то образом убедили меня, что кем-кем, а священником я быть не хочу. Мне расхотелось даже быть путешественником эта профессия слишком надолго отрывала бы меня от жены и детей. Я решил стать композитором, и только им.

В тот же вечер, лежа в постели перед сном, я решил потолковать с мамой на тему о женитьбе. Я старался быть как можно деликатнее, так как между нами давно существовал уговор, что я женюсь именно на ней, и сейчас мне не хотелось, чтобы она заметила перемену в моих чувствах.

- Мамочка, - спросил я, - если джентльмен предлагает даме выйти за него замуж, что он говорит?

- Некоторые говорят слишком много, - резко ответила она, - Больше, чем есть на самом деле.

В голосе у нее прозвучало раздражение; мне показалось, что она разгадала мой секрет, и мне стало ее понастоящему жалко.

- Если джентльмен скажет: "Простите, не выйдете яи вы за меня замуж?" достаточно этого? - не отставал я.

- Ну нет, все-таки сперва он должен сказать, что любит ее. - Независимо от чувств, которые она при этом испытывала, мама не считала возможным обманывать меня, когда речь шла о важных вещах.

Но насчет интересующей меня проблемы расспрашивать ее, как я удостоверился, было бесполезно. Несколько дней подряд я приставал с расспросами ко всем в школе и услышал несколько поразительных фактов.

Один мальчик самым доподлинным образом прилетел на снежном облаке, причем на нем было ярко-голубое платьице. Однако, к его и моему великому огорчению, платьице давно отдали сироте с Главной Северной улицы. Я долго и глубоко переживал столь неосмотрительное уничтожение улики. Чаша весов общественного мнения склонялась в пользу объяснения миссис Двайер, про теорию же мотора и заводной рукоятки не слыхал ни один человек в школе. Возможно, теория и была уместна во времена маминого детства, но теперь она безнадежно устарела. Из-за нее я стал посмешищем в глазах семейства, чьим добрым мнением я так дорожил. И без того мне было трудно поддерживать свое достоинство перед девочкой, которая решала алгебраические задачи, в то время как я не мог производить деление столбиком, не наделав глупейших ошибок, вызывавших у нее хохот.

Я и по сию пору не терплю, когда меня подымают на смех женщины. В этом отношении у них начисто отсутствует чувство меры. Как-то мы вместе поднимались после школы на Гардинер-хилл, и Уна остановилась, чтобы полюбоваться на младенца в коляске. Младенец ей заулыбался, она дала ему пососать свой палец, и он стал махать кулачками и сосать, как бешеный, а она опять принялась хихикать.

- Тоже, наверное, мотор заводили? - заметила она.

По меньшей мере четыре раза она напоминала мне о моей наивности и из них дважды в присутствии других девочек. И каждый раз я бывал поражен в самое сердце, хотя и делал вид, будто не обращаю внимания.

Поэтому я принял решение не ставить себя больше под удар. Один раз мама пригласила Уну и ее младшую сестру Джоан на чай, и я все время мучался в ожидании, что мама скажет в следующую минуту. Я чувствовал, что женщина, которая рассказывает подобные истории про младенцев, способна на что угодно. Вскоре разговор перешел на смерть маленького Джона Джоу, и нахлынувшие недавние воспоминания обдали меня волвой унижения. Я дважды сделал попытку переменить разговор, но мама каждый раз к нему возвращалась.