Гений безответной любви - [17]

Тут мой троюродный брат Коля Гублия обычно закрывал книгу, за несвоевременную сдачу которой в детскую библиотеку ему грозила ужасная кара, и поднимал на случайных, как правило, слушателей столь умопомрачительный и красноречивый взор, что всем становилось ясно, окажись на месте того абхазца Коля, Большая Мать попросила бы Солнце подняться не на пятнадцать минут раньше, а на все двадцать, а то и на полчаса.

Впрочем, когда Коля чувствовал, что на него кто-то в этом смысле намеревается возложить надежды, он, как бы невзначай, заявлял в присутствии этого человека:

— Я бедный абхазский дворянин, причем слово «бедный» на первом месте. Слух о моей сексуальности сильно преувеличен. Я не импотент, хотя и не страстный. И у меня было совсем немного женщин — всего человек шестьсот.

Глядя на него, я решала проблему своего собственного существования. Я завидовала его маневренности и тому артистизму, с которым Коля Гублия на бреющем полете проносился над людьми.

Моя маневренность обычно заключалась в том, чтобы с пылающим бензобаком просто и прямо, никуда не сворачивая, идти на таран. Если человек, завороженный этим диким подлетом, оставался на месте — то мы гибли оба. Если же он, почуяв неладное, отойдет в сторонку — это как раз наилучший вариант, — тогда только я одна.

Коля Гублия был не таков. По той легкой стремительности, с какой Коля подлетал к людям и с таким же беспечным изяществом отлетал, не оставляя ничего, кроме приятного головокружения и позванивания в ушах валдайского колокольчика, он напоминал мне тропическую бабочку Синюю Молнию, выведенную дядей Витей в городе Свердловске.

Кстати, во время Колиной учебы у Вити в Москве в Зоологическом музее открылась выставка бабочек, и он нас торжественно пригласил туда с Левиком и Колей.

— Можно я не пойду? — спросил у меня Коля. — Или мы туда придем с закрытыми глазами и в таком состоянии пробудем до фуршета. Как ты думаешь, энтомологи вообще устраивают фуршет?

Он был горяч, как ахалтекинец, мой троюродный Коля, в его руках всегда таял шоколад.

Он был неотразим, правда, уже не в белом костюме, как раньше, но в длинном зеленом пальто швейной фабрики «Сокол», которое я ему на второй день принесла в общежитие.

— Шикарно на мне сидит! Почти как раз!!! — восхищался Коля. — Я так люблю новые вещи! А чье оно? Откуда оно у тебя? Расскажи мне историю этого пальто!

Я же только гладила в ответ его рукава утюгом — они были ему длинноваты, — молчала и таинственно улыбалась. Не хотелось говорить, что это пальто Левика, которое он купил сто лет тому назад, ни одного раза не надел и очень возмущался, когда я его уносила.

— Ты постоянно ищешь в жизни человека, — кричал он, — которому бы ты могла отдать все мои вещи.

— Это специальное пальто для лиц кавказской национальности, — объясняла я Левику, — чтобы они казались московским милиционерам, которые их шмонают, новыми русскими.

А Коле я сказала:

— В этом пальто тебя никто не остановит, как бегущего бизона.

— А если остановит, — ответил Коля, — я плюну им под ноги, чтоб они видели, какой я культурный, что даже не хочу с ними разговаривать.

Кстати, он мне потом сказал: «Из-за твоего пальто меня теперь на улице никто не принимает за молодого азербайджанца, как раньше, а все — за старого еврея».

— Сюда нужен шарф, — заметил Коля, любуясь собой в зеркало.

— Пожалуйста! — говорю я и достаю старый добрый шарф из козьего пуха, который провалялся у нас в сундуке не один десяток лет.

Он им элегантно обмотал шею.

— У меня шея — уязвимое место, — пожаловался Коля. — Не смотри, что я такой плотный, меня очень легко удушить. Перчатки! — царственно произнес он и, не оборачиваясь, протянул руку.

— Прошу! — говорю я и выдаю ему вообще неизвестно какими судьбами попавшие ко мне кожаные перчатки, которые имели один только бог знает чьи очертанья руки с ужасно короткими толстенькими пальцами.

— Какие пальцы короткие, — удивился Коля. — Даже не верится, вообще, что такие бывают на свете.

Померил, а они ему тютелька в тютельку.

К этому комплекту в голос напрашивалась шляпа. Коля Гублия был бы совсем тогда как Депардье или Челентано. Напрашиваться она, конечно, напрашивалась, но ее-то у меня как раз и не было. Зато у меня была вязаная шапочка Левика с красным колокольчиком на макушке. Там все так здорово продумано — он идет, а колокольчик звенит, причем довольно громко.

— Ты, наверно, думаешь, что я голодранец? — забеспокоился Коля.

— Ни на одну секунду! — говорю я. — Просто у меня в доме такое безумное количество вещей, что я могла бы одеть с ног до головы, включая трусы и лифчики, небольшой какой-нибудь тихий приморский городок типа Сухума.

— Роскошное пальто, — еще раз повторил Коля уже на улице, с удовлетворением ловя на себе удивленные взгляды прохожих. — Мне только не нравится название фабрики, на которой оно изготовлено. Так грузины все любят называть: Сокол! Чайка! Орел! Буревестник!

— А абхазцы бы как назвали?

— Абхазцы бы так назвали: швейная фабрика «Козоеб». — Он порылся в карманах нового зеленого пальто, надеясь найти там денег на метро.

— Послушай, — спросил он, — ты не могла бы меня субсидировать? Я буду рад любой сумме — от копейки и выше.