Гении сыска. Этюд в биографических тонах - [81]

.

Так, по словам Драйдона, дело обстояло ещё в Лондоне. То же самое, как видим, обнаружил Гарднер спустя несколько лет в Брайтоне. Учитывая, что как раз началась Первая мировая война, можно и этому найти вполне серьёзные, а не только связанные с болезнью основания: ведь Поллаки активно способствовал выявлению немецких шпионов накануне войны; видимо, он обладал серьёзной информацией относительно планов германской разведки. Кроме того, он ещё в конце 1870-х годов признавался, что хранит множество тайн сильных мира сего.

И, хотя знаменитый сыщик уверял, что тайны эти никогда не выйдут наружу, наверняка немало было людей, всерьёз опасавшихся, что он забудет о своём обещании. Его неоднократно хотели подкупить и несколько раз покушались на его жизнь. Поэтому опасения его имели под собой серьёзные основания.

Возможно, болезнь лишь превратила обоснованные подозрения в манию преследования — или же начало мировой войны послужило своеобразным катализатором заболевания. Основной его инструмент — интеллект, могучая память — отказали ему в конце жизни. Умирая, он не узнавал никого из тех немногих, кто собрался вокруг его смертного одра.

Читая статью Вогана Драйдона и воспоминания Фицроя Гарднера о последних днях Поллаки, я не мог отрешиться от неожиданных параллелей с Шерлоком Холмсом, точнее, с началом рассказа «Последнее дело Холмса»:

«Холмс внезапно появился у меня в кабинете. Мне сразу бросилось в глаза, что он ещё более бледен и худ, чем обычно.

— Да, я порядком истощил свои силы, — сказал он, отвечая скорее, на мой взгляд, чем на слова. — В последнее время мне приходилось трудновато… Что если я закрою ставни?

Комната была освещена только настольной лампой, при которой я обычно читал. Осторожно двигаясь вдоль стены, Холмс обошёл всю комнату, захлопывая ставни и тщательно замыкая их засовами.

— Вы чего-нибудь боитесь? — спросил я.

— Да, боюсь.

— Чего же?

— Духового ружья»[166].

Кто знает — может быть и Игнациус Пол Поллаки ждал своего духового ружья, своего профессора Мориарти (или «художника Шмидта»)? Он умер в понедельник 25 февраля 1918 года, в возрасте 90 лет[167]. Спустя три дня, 28 февраля, «Таймс» поместила уже упоминавшийся некролог об этом блестящем детективе. В частности, там говорилось о том, что мистер Поллаки, несомненно, являлся лучшим сыщиком своего времени.

Спустя четверть века, в 1934 году Воган Драйдон в своей статье о Поллаки написал: «Он был Шерлоком Холмсом реального мира, и, возможно, фигурой куда более крупной, нежели литературный герой, с именем которого его любят связывать»[168].

Паддингтон-грин vs Бейкер-стрит

Сравнение реальных детективов с фигурой героя, придуманного Артуром Конан Дойлом, давно уже стало общим местом. «Русский Шерлок Холмс» по поводу И.Д. Путилина, «Американский Шерлок Холмс» по адресу Алана Пинкертона, а заодно и по поводу вымышленного же Ника Картера — и так далее. Может быть, и объявление Игнациуса Поллаки «реальным Шерлоком Холмсом» тоже всего лишь красивый (и банальный) оборот речи? В самом деле, разве сэр Артур не назвал прототипом своего героя профессора Джозефа Белла? И разве, говоря о влиянии образа Эжена Франсуа Видока на культуру, я сам не указывал на «французские корни» великого сыщика с Бейкер-стрит?

Всё так. Тем не менее, знакомясь с биографией Игнациуса Поллаки, нельзя пройти мимо некоторых деталей, немедленно вызывающих в памяти соответствующие места из шерлокианы. Кое-что я уже называл: очаровательная авантюристка, чей портрет хранил Игнациус Поллаки — и очаровательная же авантюристка Ирен Адлер, чей портрет хранил Шерлок Холмс. Страх Холмса перед возможным покушением в «Последнем деле Холмса» — и страх Поллаки (болезненный) перед покушением, в конце жизни.

В то же время Артур Конан Дойл не просто никогда не говорил о возможной связи своего героя и реального детектива. Он вообще ни разу, ни в одном произведении, ни в одном интервью, ни в одном письме — не упомянул Игнациуса Поллаки. Что, вообще-то говоря, может показаться странным: Поллаки знаменит и популярен, к тому же — принадлежит той же профессии, что и герой Конан Дойла.

Но для писателя он словно бы и не существует.

И, всё-таки, очень хочется их сравнить — придуманного Холмса и реального Поллаки. В конце концов, литературные герои интересны ещё и тем, что редко бывают простой копией какого-то одного реального человека, просто получившего от автора новое имя. Нет, как правило, любой книжный персонаж, тем более — такой бессмертный, каким является Шерлок Холмс, вбирает в себя черты разных реальных личностей. Поэтому, не отрицая влияния профессора Белла, подчёркивая родство с Видоком, проанализируем, заодно, и черты сходства (характера или биографии) с Игнациусом Полом Поллаки.

Начнём с конца.

Сравнивая трагический финал жизни Поллаки с трагическим финалом рассказа «Последнее дело Холмса», обращаешь внимание не только на сходство, но и на различие. Причём принципиальное: согласно воспоминаниям современников, реальной опасности для Игнациуса Поллаки в 1918 году не существовало; для Холмса же опасность была реальной — профессор Мориарти шёл за ним по следу и намеревался убить (что он и сделал — пока в «Пустом доме» Дойл не воскресил великого сыщика). И самое главное: Поллаки боялся своего «духового ружья» и своего Мориарти в 1916–1918 годах; Шерлок Холмс же рухнул в бездну Рейхенбахского водопада в 1893 году (дата первой публикации), так что вряд ли слухи о странном поведении сыщика могли натолкнуть писателя на идею рассказа.