Гении разведки - [38]

— Но никогда не узнаем. Вы, судя по всему, по отцовским стопам не пошли?

— Нет, долгие годы — преподавателем, сейчас — в Центробанке.

Уроки Барковского Владимир Барковский

Звание Героя России было присвоено полковнику Службы внешней разведки Владимиру Борисовичу Барковскому в 1996 году за добычу атомных секретов. В том числе и в годы войны.

Позволю себе в этой главе немало сугубо личного. Теперь, годы спустя, когда прошлое все яснее, мне становится понятнее, какую же роль сыграл в моей жизни полковник Барковский Владимир Борисович. Мне неожиданно повезло. Или заслуженно повезло. Мы были хорошо знакомы. Инициатива встретиться и поговорить исходила совсем не с моей стороны. Да я бы и не смог ее проявить, потому что был Владимир Барковский фигурой не только легендарной, но и чрезвычайно закрытой.

И потому я, медленно, очень медленно изучавший с 1993 года историю атомной разведки, был польщен его звонком. Хотя тогда Героя ему еще не присвоили, я, конечно, слышал о заслугах атомного разведчика полковника Барковского. И когда моя заботливая секретарша Таня сообщила, что второй день подряд названивает какой-то полковник Барковский, а она, видя мою занятость, сомневается, соединять — не соединять, я взвился на своем вращающемся кресле: где он?

А он был в трубке. Голос немолодого человека, чуть хрипловатый, но какой-то живой, даже веселый. Спокойная ирония: «До вас дозвониться, как раньше в политбюро». Он предложил встретиться, поговорить, обсудить. Я не совсем представлял, что обсуждать, а также где и когда. Бог его знает, может, придется ехать далеко-далеко к нему на работу. А пустят ли туда и как добираться? И он сразу мои сомнения почувствовал, рассеял: «Лучше я к вам. Завтра или послезавтра?»

Завтра в мой здоровенный кабинет ровно в час назначенный бесшумно вошел немолодой, лысый человек в хорошо отглаженном светлом — за окном стояло лето — костюме. Круглое лицо и невысокий рост создавали впечатление вполне реального колобка. От него веяло добром и каким-то уверенным, подчеркну еще раз, спокойствием. Почему-то сразу мелькнуло, что сработаемся, хотя и представить не мог, что за работа нас ожидает. Но что-то ждало, подсказывало: не пришел же он просто так.

Исключительно деликатно и в то же время как-то быстро и немногословно он обозначил цель прихода. Читал в большой газете мои статьи о полковнике Абеле и атомных разведчиках. Очень интересно. И тоненькая красная книжица «Правда полковника Абеля» тоже ему попадалась. Поздравил с началом. И заметил, что тема разведки трудна, неизведанна, невероятно запутанна, особенно разведки атомной, что иногда возникает множество вопросов. Вот один из разведчиков — связник полковника Абеля, в книге похороненный, живет, здравствует и даже готов встретиться. (Мы действительно потом и встретились с милейшим полковником Юрием Сергеевичем Соколовым.)

Деликатно, тактично, не впрямую, но полковник Барковский— легенда советской и российской разведки — предложил мне свою даже не помощь, а консультации, советы. Тема благодатна, ее действительно необходимо разрабатывать, пора кое-что и приоткрыть. Меня, до сих пор горжусь, он считал на это способным. Но из-за удаленности, как он намекнул, автора от разведки некоторые эпизоды оперативной работы моих героев (и его друзей по жизни и работе. — Н. Д.) описаны не совсем верно. Например… И мне сделалось стыдно. «Ведь вас читают и будут читать и профессионалы. А разведка — наука точная» — это было сказано Владимиром Борисовичем без всяких улыбок.

И я понял, что спасен. Вот кто мне был нужен.

Теперь об очень важном. Многие сочтут это наивностью, хотя я ею вроде бы не отличаюсь. Этот его звонок, приход — считаю не чьим-то поручением, не заданием свыше. Владимир Барковский отыскал незнакомого журналиста в разнородной пишущей массе. Оценил. Не исключаю, почему нет, с кем-то даже посоветовался. И решил помочь.

Так мы стали встречаться. Не слишком часто, однако регулярно. Сначала в редакции, но там отвлекали бесконечные звонки, и мы договорились работать у меня дома. По выходным он в свои за семьдесят пять регулярно играл в теннис на динамовских кортах на Петровке. А потом спешил прямо ко мне со спортивной сумкой и парой ракеток в золотистого цвета чехле. Мы встречались на троллейбусной остановке 1-го и 12-го маршрутов и поднимались ко мне на 7-й этаж. Это не было работой в полном смысле слова. Скорее, мы отправлялись в путешествие в его прошлое. Я внимал рассказам, в которых было столько цифр и событий. Владимир Борисович, я проверял, никогда в них не ошибался — не путался. На все вопросы реагировал с быстротой необыкновенной. Легко называл даты, мгновенно и без всяких усилий вспоминал фамилии русские и гораздо более сложные иностранные. Для меня приоткрывалась закрытая история. Он же очень точно, довольно лаконично, совершенно доходчиво рисовал мне то, что изучил на собственном опыте досконально. Потихоньку я начал, как мне кажется, возможно, лишь кажется, вникать в суть полковником изложенного.

У него был свой взгляд на атомные события. Иногда он расходился с общепринятой, уже сложившейся и удобной версией. Часто я включал магнитофон. Порой он жестом просил перевести кнопку на «off». И о том, что он объяснял во время этих «off», без всяких с Владимиром Борисовичем договоров и обязательств я никогда писать не буду. Точка.