Гении неба - [25]

— Ты не ответил на мой вопрос: зачем она тебе? — нахмурился друг, — Ведь ее наличие или отсутствие при нас не меняет в раскладе ровно ничего. Если, конечно, не считать огромного риска. Ты можешь убедить меня в обратном?

Я покосился на Татьяну, вздохнул:

— Не могу. Не испытываю к ней совершенно никакого влечения, но чувствую нюхом: ее присутствие в банде означает очень много. Просто чую. Конечно, это не аргумент.

— Нич — иччо я... Ахах, ничего, кроме общей затраханности, уже не чую, — зевнул он и почесался, — Комары кусаются. Мечтаю добраться до мягкого лежбища. Включи охранные автоматы, фантомы и прочее, — Повернулся и поковылял к лестнице на второй этаж, бормоча под нос, — Вот всегда так: то никого, а то сразу все и кучей.

Борясь с желанием лечь и заснуть, я стащил даму на поп, врубил охранные и сбивающие с толку незваных гостей аппараты, кинул на диван подушку и одеяло, вырубил свет и при мягких трепещущих красноватых отсветах камина упал спать не раздеваясь. Голова коснулась подушки — и я уже спал.

Серенький небосвод еще не успел украситься раскаленным гривенником светила, как я проснулся. Часы на руке продемонстрировали около пяти. Дэв вовсю похрапывал наверху. Вместо дамы валялась записка: "Я приду."

Я поморщился: понимайте — де, мальчишки, насколько хватит фантазии.

Добрел на кухню и сварил себе крепкий кофе. Голова напрочь не желала работать после вчерашнего. Кофе только прогнал последние остатки сна, и все. И тело, и мозги вихлялись как попало. Потом я сообразил — это же после вчерашнего пятнаря. Максимальное ускорение биовремени изматывает основательно и не на один день. Да и вообще гробит здоровье. Оставив нюх на работающую охрану, я сел за старенькую швейную машинку, водруженную Охотницей на стол. Вокруг валялись драные нитки — значит она ночью что-то переделывала в своей одежонке. Странно. Зачем Охотнице следовать ритуалам этого мира? Я еще раз покосился на обрывки ниток и потряс головой: "Да ведь это только одно значит — она тоже пока голая!" Ленивая одурь мгновенно вылетела из головы. Была. Была голая, а сейчас изымает свою подвеску, до этого спокойно лежавшую в какой-нибудь автоматической камере хранения. Их — то полным полно на каждом вокзале. Настроив шарповский приемник на "Маяк" и услышав привычные сигналы, вспомнил про еще спящего друга, уменьшил громкость. Собрал разбросанные впопыхах Охотницей по столу остатки ниток, бритвенное лезвие, спрятал машинку на свое место, зашел на кухню, снова поставил турку на огонь. Надо было попытаться понять — чего от нашей "дамы" можно ждать? Почему, по какой такой причине она действовала до сих пор без своей подвески? И есть ли эта самая подвеска у нее вообще? И что она замышляет, — для того, чтобы отправить нас к праотцам, у нее имелось немало как причин, так и вариантов, а то, что мы не убили ее, вряд ли вызовет ответную столь горячую признательность профессионалки, что она нас оставит в покое. Видимо, пора будить этого гения... пусть изобретает какой-то необнаружимый перемещатель. Пора сматывать удочки.

Поднявшись на второй этаж, растолкав жутко недовольного американца, я сообщил ему новости и прибавил, что-де "пора тебе, немного поразмыслив, родить что-то спасительное".

— Какой идиот рожал хорошие идеи в шесть утра натощак? — проворчал он и почухался. Я заметил, что он всегда хочет есть и чешется, если не в духе. Дэвид послал меня к черту и с кряхтением встал. Мы спустились вниз. Джезва, то есть турка, уже созрела. По залу потянуло ароматом мокко "образца 1900 -го", по уверению Дэва, якобы спершего образчик в маленькой лавчонке колониальных товаров в Бруклине 1901 года.

Я не стал уточнять, каким бесом его туда занесло. Выпив кофе с парой готовых сэндвичей из треугольной упаковки "О-Нийл", он проворчал уже немного дружелюбнее:

— Решение готово. Необходимо: девяносто минут на переоборудование проектора, да неплохо было бы заполучить три гранулятора триптиллы. На худой конец — пару румбах. Тоже нету? Ну и черт с ними. Меньше будет майанского мусора в корпусе.

Решительно направился к стоящему в красном углу замаскированному под компьютер своему проектору, содрал облицовку системного блока. Затем, чуть сдвинул ноготь указательного пальца, выдвинул из открывшегося алого отверстия микротестер и серебристые суставчатые микроинструменты. Проворчал:

— Чем глазеть, принес бы лучше сюда мой вкладыш из чемодана. Кажется, там завалялось кое-что из полуфабрикатов.

Я встряхнулся и пошел за вкладышем. Палец со сдвинутым ногтем, откуда из живой мякоти высовывались усики тестера и все остальное, казался резиденцией большого металлического насекомого. Меня передернуло, хоть я и признал разумность вмонтированной в кость техники.

Дэв принял вкладыш, достал оттуда компактный плоский полевой микровизор и другие атрибуты своей конструкторской деятельности. Чем больше я сравнивал его и мои успехи по самостоятельному изготовлению оснастки, тем больше портилось настроение. Я потолкался за спиной, приятель рыкнул, и правильно. Сам не терплю сопения в затылок. Поэтому я ушел в кухню и там выволок на свет свое нищее снаряжение: материалы еще на две инфорбомбы, несколько чешуек импульсных разного назначения генераторов, лазерный шприц дальностью действия до километра, набор снадобий к нему, генератор радиоволн, вызывающий мгновенную остановку сердца, выполненный в виде мундштука, полтора десятка чипов разного назначения, хороший нож и прекрасного качества маленькую "кошку", к которой еще предстояло подыскать фал. Присоединил ко всему этому снаряжению кассетный плейер с наушниками и вечной батарейкой, десяток самых любимых кассет, зеркальные очки, аптечку, запас концентратов и каталитический мундштук, разлагающий воду на кислородо — водородную смесь, которой можно дышать сколько влезет. Посмотрел на все это, занявшее только угол кухонного стола — и почувствовал себя нищим. Сколького мне еще не хватало до нормального оснащения, и начинать надо было с такого же плоского жилета, как у приятеля.