Генеральская звезда - [60]

Шрифт
Интервал

Они смотрели в упор друг на друга целую минуту. Не знаю, как другие офицеры, но я чувствовал себя неловко, слушая эту перепалку.

— Еще один вопрос, полковник, — прервал молчание капитан Грейсон. — Когда я выберусь отсюда ко всем чертям? Вы сами сказали, что нештатные офицеры задерживаются здесь на пару недель, самое большее — на месяц. Я здесь уже почти три месяца. Ведь у меня не такая уж необычная военно-учетная специальность. Я уверен, что за эти три месяца поступали заявки на командира линейной роты.

— О да, капитан. Было много заявок.

— Но?

— Но что, капитан?

— Почему меня не отправили?

— Вас не могли отправить, капитан. Видите ли, я вычеркнул вашу фамилию из списков на отправку. Вы так прекрасно работали, что я попросил зачислить вас в постоянный состав.

— Что, что?

— Капитан, к старшему начальнику обычно обращаются либо по званию, либо со всеобъемлющим словом «сэр».

— Полковник Бронсон, сэр, если я вас правильно понял, вы сказали, что исключили мою фамилию из списков на отправку? Если я вас правильно понял, вы сказали, что попросили оставить меня здесь до конца войны?

— Вы поняли меня совершенно правильно, капитан. Вы сами сказали, что вы не какой-нибудь скороспелый офицер. В таком случае вы должны понимать, что значит не подчиняться распоряжениям своего командира.

— Я выполнял все ваши распоряжения.

— Каждый солдат вашей роты, пробывший больше двух дней в бою, ходит в санитарную часть чаще, чем на вечернюю зорю. Мне не приходилось хронометрировать ваши десятимильные марши, но я твердо уверен, что они сводятся, скорее, к трехмильным. Я слышал о ваших замечательных указаниях — укладывать облегченное снаряжение так, чтобы оно выглядело, как полная полевая выкладка. Я заметил, что ни один солдат вашей роты никогда не получал выговоров на осмотре. Вы все еще считаете, что выполняете мои распоряжения, капитан?

— Вы не имеете права задерживать меня здесь, сэр.

— Повторяю. Я командую этим лагерем. Вы находитесь в моем подчинении. Я могу держать вас здесь до тех пор, пока последний солдат на Европейском театре не истратит свое выходное пособие по демобилизации. Я очень хорошо представляю, что вы обо мне думаете, капитан. Вы достаточно военный человек, чтобы по крайней мере понять, что две серебряные полоски на ваших погонах[15] не имеют никаких шансов против серебряного орла на моих погонах[16]. С одной стороны, это удерживает меня от того, чтобы сказать, что я о вас думаю, а с другой — не позволяет вам отругать меня.

— Может быть, снимем их, полковник, и поговорим свободно?

— Вам бы хотелось этого, не правда ли? По-видимому, это соответствовало бы вашей романтической натуре. Но вам нечего сказать, капитан, нечего добавить к тому, что может сказать каждый присутствующий в этой столовой. Зверюга Бронсон, зазнавшийся полковник, тиран, деспот, грязный, паршивый сукин сын. Я ничего не пропустил, капитан?

— Это краткое резюме, полковник, но еще не все.

— Ну а вы, капитан? Вы-то кем хотите быть — самым популярным мальчиком в школе? Да вы не имеете самого элементарного понятия о том, как командовать людьми.

— А вы, сэр?

— Уж я-то, черт возьми, умею командовать.

Спор начинал выходить за допустимые рамки. Я уловил в голосе Чарли те угрожающие нотки, которые слышал раньше, когда спросил его об Элен, и решил, что пора прекратить спор, пока Чарли не толкнул Грейсона на такой поступок, который доведет его до военно-полевого суда.

— Чарли, — сказал я, — не пора ли вернуться к шахматам?

— Заткнись, Капа. Не суй нос не в свое дело.

Наверно, мне следовало встать из-за стола, захватить свою сумку и вернуться в Париж. Но я этого не сделал.

— Разрешите сказать вам еще одну вещь, капитан, — сказал Чарли.

— Пожалуйста.

— Вас не продержали бы и шести месяцев в армии мирного времени. Капитан! Смешно! Вы не годитесь и в капралы. Вы — штатский человек. Подручный материал, которым мы пользуемся. И у вас еще хватает наглости заявлять, что я не умею командовать!

— Полковник, нет ни одного человека в этом лагере, а может быть, и на всем Европейском театре, который не знает вашего прошлого и вашей репутации. Разве вы умеете командовать? Сэр, если позволите, я хотел бы добавить еще одну кличку к тому перечню, который вы огласили минуту назад. Эта кличка пристала к вам, как клеймо. Убийца Бронсон. Если вам не дают возможности губить солдат в бою, вы стараетесь сломить их дух и морально уничтожить в тылу. Убийца Бронсон, сэр.

Чарли встал из-за стола. Кровь бросилась ему в лицо, руки сжались в кулаки с такой силой, что побелели суставы.

— Капитан, — проговорил он, — заверяю вас, что вы проведете здесь весь остаток войны. Вы не пропустите ни одного пятнадцатимильного марша. И клянусь богом, вы будете командовать ротой так, как я требую.

Он повернулся и вышел из столовой.

Я ушел вслед за ним, потому что не хотел оставаться за столом с Грейсоном и другими офицерами после его ухода. Я догнал Бронсона в коридоре, и мы вместе прошли в его комнату. Ни один из нас не произнес ни слова. Комната была очень симпатичная, с большой кроватью под балдахином, легкими изящными стульями и столами, картинами, украшенными позолотой зеркалами, гобеленами и большими балконными окнами, выходившими в английский парк, расположенный позади дома.


Рекомендуем почитать
Перешагнувшие через юность

В этой повести действуют реальные герои, которые по велению собственного сердца, не ожидая повестки военкомата, добровольно пошли на фронт. Автор книги Иван Захарович Акимов — бывший комиссар батальона 38-го отдельного комсомольского инженерного полка. Многих бойцов и командиров он хорошо знал, сражался вместе с ними против фашистских оккупантов. Его повесть «Перешагнувшие через юность» — правдивая страница героической летописи комсомола.


Груда камней

«Прибрежный остров Сивл, словно мрачная тень сожаления, лежит на воспоминаниях моего детства.Остров, лежавший чуть в отдалении от побережья Джетры, был виден всегда…».


Федина беда

Филимон Сергеев родился в 1944 году в деревне Химонево Шенкурского района Архангельской области. После окончания школы рабочей молодежи работал в колхозе и на ремонтно-механическом заводе в Архангельске.Публиковался в газетах «Правда Севера», «Советская Онега», «Северный комсомолец» и журналах «Литературная учеба», «Сельская новь».«Федина беда» — первая книга автора.


«Шкода» ZM 00-28

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хождение по своим ранам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.