Генеральша и её куклы - [7]

В то утро, в пятницу, он немного проспал (читал до двух ночи) и очень торопился, на 15.00 назначено заседание межведомственной комиссии, а он ещё не видел документы. К тому же, телефон как прорвало, звонит и звонит, в основном, сотовый, но периодически вклинивается и городской, тогда приходится говорить в две трубки сразу. Он всем отвечал по–разному, одному говорил, что будет занят сегодня весь день, другому обещал сам перезвонить, как только освободится, третьему сказал:

— Ну, ты ж сегодня будешь на комиссии? Там и потолкуем.

Он уже допивал чай, когда жена спросила:

— Ты не забыл, что я сегодня улетаю?

Он не забыл, только проводить её не сможет. Самолёт в семнадцать? Нет, до семнадцати никак не закончится.

— Александр Петрович и Саша тебя проводят, хорошо?

Саша – его водитель, Александр Петрович – помощник.

— Хорошо, — сказала Мируся без тени огорчения.

Они так много ездили и летали, так часто расставались, что вопрос о том, кто кого встречает и провожает, давно потерял для них сакраментальный смысл, стал сугубо практическим.

— Ты сколько планируешь там пробыть?

Вот это был ключевой вопрос того утра, и надо было не книжку читать и не в телевизор поглядывать, а послушать, что она скажет. Вообще надо было все выключить, в том числе телефон, все отложить, и не ходить по квартире, как встречные поезда, она в одну комнату, а он – в другую, перекрикиваясь на расстоянии, а сесть друг против друга и спокойно поговорить. Какие у неё планы, что она собирается делать в С.? Он ведь даже не понял толком, зачем вообще она туда летит. И ведь она ответила что‑то, когда он спросил, сколько времени она там пробудет, но то ли он прослушал, то ли, скорее, очередной телефонный звонок его отвлёк. Ну да, договаривал уже в прихожей, держа одной рукой трубку, а другой орудуя длинной металлической обувной «ложкой», только и успел сказать:

— Все, Мируся, я поехал, позвони, как долетишь.

А она только и успела напомнить, что в холодильнике – котлеты и рыба, и, если он будет в выходные дома, чтоб поел. И что чистое белье в комоде, а рубашек и брюк она побольше нагладит, чтоб были на все случаи. И сама поторопила:

— Иди, иди! Опоздаешь!

Перекрестила его (всегда так делала), он её поцеловал и уехал. Потом, уже днём, несколько раз вспоминал про её отъезд и досадовал на себя: как‑то по–дурному получилось утром, не успели ни поговорить, ни попрощаться как следует. Так всегда: пока она рядом, все какие‑то дела, дела, а стоит расстаться хоть ненадолго – он тут же начинает скучать и думать о ней.

Владимир Васильевич (В. В.) очень любил свою вторую жену.

От прежней жены и других женщин, которых довелось ему знать, она отличалась, как минимум, по трём пунктам: была умна, совершенно не ревнива и к материальной стороне жизни вполне равнодушна. Эти редкие качества делали домашнюю жизнь В. В. удобной и необременительной. Ему не надо было давать отчёта жене в своих делах, передвижениях и тратах, казалось, все эти вещи её нисколько не интересуют. Со стороны можно было подумать, что каждый из них живёт своей жизнью: он всегда в разъездах и заседаниях, она – всегда дома и редко одна – то родственники гостят, то друзья. На самом деле они никогда не теряли друг друга из виду, привыкли созваниваться по нескольку раз на день, просто так, чтобы спросить: «Как ты там?» и услышать: «Нормально. А ты?». Он хотя и был человек государственный и занятой, но семью и благополучие близких ставил превыше всего, много об этом заботился, без конца благоустраивал их и без того устроенный быт и любил баловать жену подарками. Она, не имея собственных сколько‑нибудь важных и значимых дел, оставаясь всего лишь женой и, как приходилось ей, в случае чего, писать в анкетах, «домохозяйкой», жила перепетиями его службы, во всём ему сочувствуя и всегда, будь он даже неправ, оставаясь на его стороне. Вместе они пережили несколько реорганизаций ведомства, в котором он служил, переездов на новое место службы и перемен в должности, правда, всегда в сторону повышения. Все эти годы вокруг него был плотный круг коллег и соратников, состав которых менялся в зависимости от его передвижений по службе. Но настоящих друзей среди них почти не было, и не раз уже убеждался он в предательстве людей, которых считал близкими себе, так что полностью доверял теперь только одному человеку и только с одним человеком был до конца откровенным, зная наверняка, что он не предаст и не сдвурушничает. Этим человеком была жена. Обычно не слишком внимательная, даже рассеянная, она, как только у В. В. возникали мало–мальски серьёзные проблемы или неприятности, сразу это чуяла, и тогда вся обращалась в слух, во внимание, на лету схватывала суть и всегда могла что‑то умное ему подсказать и посоветовать. За это он любил жену ещё больше, называл «Василиса Премудрая» и считал, что ему, хоть и с большим опозданием, а все же повезло в жизни.

…Первый раз он женился ещё мальчишкой, по собственной, можно сказать, глупости и неопытности. Он тогда заканчивал суворовское училище, и, благодаря военной выправке, а также высокому росту и накачанности мышц, выглядел старше своих 18. Были последние перед выпуском каникулы, которые он проводил в родном городе К., у родителей. И была взрослая девушка Люба, с которой он познакомился на танцах в горпарке и с которой успел погулять всего‑то неделю. Это было в марте, а в июле отец его, Василь Васильич, вынул из почтового ящика письмо, в котором родители Любы сообщали, что она ждёт ребёнка. Отец, даже не подозревавший о существовании этой Любы, в тот же день сел на трамвай и поехал на другой конец города по указанному на конверте обратному адресу. Калитку во дворе маленького частного домика открыла невысокая, полная девушка в ситцевом сарафане с заметно выпирающим животом. Увидев этот живот, Василь Васильич, отставной полковник, фронтовик, человек суровый и дисциплинированный, тут же, не отходя от калитки, сам все решил за сына. Мать, Зоя Ивановна, пыталась его защитить, говоря: мало ли что бывает, а жениться ему рано. Но отец сказал: не допущу, чтобы мои внуки, родная кровь, росли где‑то безотцовщиной.