Генеральный штаб в годы войны - [18]

Конечно, мне, восемнадцатилетнему парню, впервые, кстати, надевшему настоящие ботинки, очень хотелось учиться, "выбиться в люди", стать агрономом. Но ткнулся я в одно, другое место и убедился, что учиться пока не придется: стипендии не обещали, с общежитием было плохо, рекомендаций - никаких.

До глубокой осени 1925 года пришлось пилить дрова, таскать кирпичи на строительстве Центрального телеграфа на Тверской (ныне улица Горького), быть грузчиком... Словом, делать ту работу, которую удавалось получить на бирже труда у Красных ворот. И жилье у меня было соответствующее: сначала чердак холодильника, на котором работал муж тетки, а потом келья на самом верху колокольни церкви, в которой размещался тогда городской ломбард...

Не знаю, как бы сложилась дальше моя судьба, но вмешался случай. В одном из писем, полученных из дома, сообщили, что приезжал на побывку парень с нашей Ольховской улицы, который еще при мне был призван в армию, а теперь учился в Тверской кавалерийской школе. Он-то и сказал, что таких, мол, как я, принимают, и приглашал приезжать. Перспектива стать кавалеристом мне пришлась по душе. Пошел в военкомат наводить справки. А там сказали, что, если я хочу поступить в военную школу, - пожалуйста, как раз идет набор в Московскую пехотную школу имени М. Ю. Ашенбреннера. Кто такой Ашенбреннер, я не знал, но в пехоту идти не хотел: засмеют в станице...

Помыкавшись несколько дней, все же решил произвести разведку. В Лефортово на Красноказарменной улице нашел эту пехотную школу. А недалеко от нее еще две - Московскую артиллерийскую имени Л. Б. Красина и Военно-инженерную. Инженеры меня тогда мало интересовали. В артшколе же выяснил, что она готовила командиров взводов для конной (!) артиллерии и учиться надо было 4 года.

Без особого сожаления я расстался с прежней мечтой учиться на агронома и подал заявление в школу.

Надежд на поступление, правда, было мало. За полтора года скитаний за книгу, конечно, не брался и многое перезабыл, до экзаменов оставался всего месяц. Но, как говорится, было бы желание. В октябре 1926 года мы с моим станичником Петром Васильевым стали курсантами Московской артиллерийской школы. Оба попали в 3-ю конно-горную батарею, чем были весьма довольны...

Снова в Лефортово я попал в 1933 году, теперь уже слушателем Академии моторизации и механизации РККА.

В академии тогда было три факультета - командно-инженерный, эксплуатационный и промышленный. Я учился на командно-инженерном, переименованном впоследствии в командный, который выпускал командиров-танкистов. Военные предметы преподавались глубоко и, надо сказать, интересно. Тактика, оперативное искусство, военная история, военная география, изучение и вождение танков были моими любимыми дисциплинами. Большое внимание уделялось высшей математике, механике, физике, термодинамике, общественным дисциплинам. Изучали мы, кроме того, один из иностранных языков, военную администрацию и другие предметы. И весьма активно занимались спортом. Коня я окончательно сменил на мотоцикл. Тем более что на праздничных парадах академия выступала на мотоциклах. На втором курсе даже участвовал в мотопробеге Москва - Харьков - Москва. А во время очередной стажировки получил удостоверение летчика-наблюдателя.

Жил здесь же, в Лефортово. Первый год - в общежитии. На втором году получил комнату в девять квадратных метров и привез семью из Киева. Мать спала на кровати, мы с женой - на полу и родившаяся у нас дочка - в корыте возле нас. Поэтому, когда через год поселились в большей комнате дома, в строительстве которого на территории академии мы сами участвовали, то это уже казалось вершиной комфорта.

Вместе с нами жили и учились в те годы слушатели, ставшие потом видными военачальниками: И. Д. Черняховский, А. А. Епишев, П. П. Полубояров, Г. Н. Орел, конструктор танков Ж. Я. Котин, Г. С. Сидорович и другие...

Погрузившись в воспоминания, я и не заметил, как машина миновала Лефортово и подходила к Кировской...

Жизнь в оперативной группе, как называли первый эшелон Генштаба, отличалась исключительной напряженностью. Понятия дня и ночи у нас полностью стерлись. Круглые сутки приходилось быть на своих рабочих местах. Но так как без сна обойтись все-таки нельзя, то на станцию метрополитена нам подавали для этого поезд. Вначале спали сидя. Потом стали подавать классные железнодорожные вагоны, где мы устраивались с большим удобством.

И. В. Сталин в свой подземный кабинет спускался лишь при объявлении воздушной тревоги. В остальное время он предпочитал находиться в отведенном ему флигельке во дворе занятого под Генштаб большого дома на улице Кирова. Там он работал и принимал доклады.

А бомбежки Москвы все усиливались. Одиночные самолеты противника прорывались к столице не только ночью, но и днем. В ночь на 29 октября фугасная бомба угодила во двор нашего здания. Было уничтожено несколько машин, убито три шофера и ранено 15 командиров. Некоторые тяжело. Дежурившего по Генштабу подполковника И. И. Ильченко взрывной волной выбросило из помещения. При падении он изуродовал лицо. Остальные пострадали главным образом от осколков оконного стекла и ударов вырванных рам. В числе пострадавших оказался и Александр Михайлович Василевский, но он продолжал работать.