Генеральная проверка - [26]

— Да! Да! — чеканил в трубку генерал. — Да! Да!

Профессор сидел, сжав кулаки. Полковник Вылков, появившись в дверях, вытянулся по стойке «смирно». Бобошевский держался за сердце. Никто не смел пошевелиться.

— Да, да! — продолжал генерал. — Объявляю вам благодарность! Поздравляю! От имени Болгарии поздравляю вас! Молодцы! Да, да!

Он положил трубку, обвел взглядом присутствующих. Ему показалось, что все стоят где-то внизу, испуганные и маленькие, онемевшие и почти обезумевшие от страха. Четко, отрывисто он сказал:

— Господа! Перчатка брошена! В половине второго армия покинула исходные позиции. Операция продолжается. Существенных инцидентов не отмечено.

— Мы играем ва-банк, господа! — Профессор поднял руку. — Любая попытка к сопротивлению должна безжалостно пресекаться! Никаких сантиментов! Никакого колебания!

— Армия справится с поставленной перед ней задачей, — произнес генерал. — Армия действует в соответствии с тщательно разработанным планом! Не так ли, полковник Вылков?

— Так точно, господин генерал! Все учтено.

— Разумеется, армия выполнит свою задачу, но и мы должны оставаться на своих постах, господа, — продолжал профессор, пытаясь перехватить инициативу у генерала, который, по словам журналиста, рвался исполнять партию первой скрипки.

— Без поддержки армии невозможно рассчитывать на успех! — не уступал инициативу генерал.

— Да, но и без нас нельзя, — стоял на своем профессор. — Армия — это меч, а политика — мудрость!

Заговорщики переводили вопросительные взгляды с одного на другого, поддакивая и соглашаясь.

— Давайте сядем за стол, господа! — предложил наконец профессор.

Инициатива перешла к нему. Все сразу заняли свои места за столом. Сел и генерал.

— Господа, — начал профессор, — нам необходимо обсудить состав будущего кабинета министров. Через несколько часов ему придется взять в свои руки судьбу Болгарии. Теперь это самое важное!

Заговорщики сидели вокруг стола, скрестив на груди руки и скромно потупив взгляды. С душевным трепетом, как все позднее признались в этом, они ждали распределения министерских постов, которые должны были стать им вознаграждением за страх и риск, испытанные ими этой ночью.

Генерал и профессор старались не смотреть друг на друга. В комнате было тихо. Раздавалось лишь тиканье лежавших на столе карманных часов с золотой цепочкой и серебряной крышкой.

12

Исторический момент запечатлен в дневнике журналиста так:

«Господа, нам нельзя далее медлить. Мы здесь, все в сборе, Янко Стоянчев не придет. Но он сказал мне, что согласится со всеми решениями, которые мы этой ночью примем. Итак, с божьей помощью приступим к делу. Армия справится со своей задачей, но и мы должны выполнить свою. Если к утру прежний режим будет свергнут, то сразу же должно быть сформировано новое правительство. Безвластия нельзя допускать ни на один день. Из Софии борьба, вероятно, перекинется на периферию, поэтому необходимо, чтобы было кому руководить ею. Итак, предлагаю секретарям занять свои места и фиксировать решения, которые мы примем».

Инициатива, таким образом, оказалась в руках профессора. Слегка ссутулясь, бледный и усталый, с темными кругами под глазами, он сжимал и разжимал кулаки, глядя поверх головы генерала, собираясь с мыслями. Секретари заняли места по обе стороны от него. Рядом с ними сел журналист в качестве добровольного протоколиста и хроникера истории, которая сейчас создавалась.

— Нельзя ли открыть окно? — спросил профессор, вытирая платком вспотевший лоб. — Здесь слишком душно…

— Нельзя, профессор! — поднял руку генерал. — Рано еще открывать окно! Операция только началась.

— Что ж, придется потерпеть, — смирился Цанков. Он вынул из кармана пиджака лист бумаги и заявил: — Прошу все записывать, все, что будет происходить этой ночью…

Он перевел дыхание, погладил свою рыжеватую бородку, расправил опущенные плечи и посмотрел в окно. Там все еще было темно. И вдруг, как зафиксировано в протоколах, донеслись зловещие трели пулеметной стрельбы. Это повергло в ужас будущих министров, которые только-только успокоились и с нетерпением ожидали распределения мест. Увидев их снова бледными и испуганными, генерал поднял руку и заверил:

— Пока я с вами, с ваших голов не упадет ни один волос! Все идет по плану, господа! Сейчас захватывают почту…

Пулеметная стрельба стихла. Потом послышалась вновь откуда-то со стороны городского парка. Генерал кивал головой, словно дирижировал невидимым оркестром. Побледневшие заговорщики, как об этом свидетельствуют хроники, испуганно смотрели то на него, то на профессора, словно спрашивая, кто же здесь первая скрипка.

— Господин профессор, — нарушил общее молчание врачанский адвокат Цвятко Бобошевский, — могу ли я вести личные записи?

— Никаких личных записей! — приказал генерал.

— Но они могут пригодиться для истории!

— История знает, что ей надо. Она обойдется и без наших записей!

Вновь послышалась пулеметная стрельба, и это положило конец обсуждению вопроса о записях — историю уже кто-то писал свинцом в эту июньскую ночь.

— Вы сами слышите, что там происходит, — сказал генерал, показывая на окно. — Пусть пишут только протоколисты и фиксируют происходящее… Протоколы, которые ведутся здесь, должны быть точными.