Генералиссимус князь Суворов - [398]
Не мало благосклонных заявлений получил Суворов и от других государей. Курфирст Баварский, посылая ему орден Губерта, писал, что так как ордена учреждены в воздаяние достоинств и заслуг, то никто больше Суворова не имеет на них права. Сардинский король прислал ему большую цепь ордена Анунциаты, причем писал: "мы уверены, что вы, брат наш, не оставите ходатайствовать за нас у престола Его Императорского Величества". Даже Венский двор как будто спохватился и счел нужным обратиться к нему с любезностью: император Франц прислал ему большой крест Марии Терезии, говоря в рескрипте: "я буду всегда вспоминать с чувством признательности о важных услугах, мне и моему дому вами оказанных". Кроме того, Франц II оставил Суворову на всю жизнь звание австрийского фельдмаршала с жалованьем в 12,000 гульденов; позже, несмотря на то, что союз был разорван и русские войска окончательно двинулись в свое отечество, он повторил заявление искреннего своего уважения к Суворову и всегдашней признательности за его заслуги >2. Курфирст Саксонский прислал в Прагу, во время пребывания там Суворова, известного живописца Шмидта, поручив ему написать портрет генералиссимуса, что и было им исполнено >3.
Знаменитый адмирал лорд Нельсон, который, по словам русского посла в Лондоне, был в то время вместе с Суворовым "идолом" английской нации, тоже прислал генералиссимусу восторженное письмо. "В Европе нет человека", писал он: "который бы любил вас так, как я; все удивляются, подобно Нельсону, вашим великим подвигам, но он любит вас за презрение к богатству". Кто-то назвал Суворова "сухопутным Нельсоном"; Нельсону это очень польстило. Кто-то другой уверял, что между русским генералиссимусом и английским адмиралом существует очень большое наружное сходство. Радуясь этому, Нельсон прибавляет с письме к Суворову, что хотя дела его, Нельсона, не могут равняться с Суворовскими, но он просит Суворова не лишать его дорогого имени любящего брата и искреннего друга. Суворов отвечал Нельсону в том же роде, изъявлял удовольствие, что портреты их удостоверяют в действительности существующего между оригиналами сходства, но в особенности гордился тем, что оба они похожи друг на друга направлением мыслей. Получил он также горячий привет от старого своего сподвижника, принца Кобургского. В Кобург ездил великий князь Константин Павлович, чрез которого Суворов послал принцу поклон или письмо и получил через великого же князя ответ. Принц называет его величайшим героем времени, благодарит за память, жалеет об удалении русской армии в отечество и сетует о горькой участи Германии. Суворов отвечает принцу и между прочим говорит, что вся причина неудачи состоит в различии систем и что, не сойдясь в системах, не стоит начинать и новой кампании >4.
Получал Суворов и от незнакомых лиц приветствия и поздравления. Какой то поэт Брежинский прислал написанные в честь его, Суворова, свои стихи. Суворов отвечал стихами же.
В дыму фимиама, который со всех сторон курили Суворову, проскакивали однако и тернии. В разных газетах появился приказ Массены по войскам о минувшей Швейцарской кампании, где успех Французов и неудача Русских были представлены в размере преувеличенном до извращения истины. Суворов пришел в негодование, продиктовал два опровержения и велел послать их в газеты. В реплике своей, написанной с иронией, но в весьма приличной форме, он говорит про пылкое воображение Массены, преувеличившее русские потери до цифры, превышающей общее численное состояние их войск; напоминает про бедственное для Французов мутентальское дело, опровергает разные другие хвастливые выходки и в заключении говорит, что если французский главнокомандующий признал нужным возбудить энтузиазм своей армии, то ему следовало бы прибегнут к какой-нибудь другой басне, получше составленной, а не к грубому обману, который можно опровергнуть без всякого труда. Появилось также изложение событий Швейцарской кампании в Precis des evenements militaires, гамбургском периодическом издании генерала Матье Дюма, предпринятом для ознакомления публики с современными военными действиями. Смысл изложения событий был вовсе не неприязнен Суворову, а только представлялись они не во всех подробностях сходно с истиной, как понимал ее Суворов, не всегда в его пользу и с преувеличением русских сил. Это опять задело Суворова, и он снова продиктовал две заметки для напечатания в газетах, одну на французском, другую на немецком языке >6.
Произошло сверх того неприятное столкновение с Венским кабинетом. Тугуту очень не нравилось, как было уже сказано, решение Суворова - остановиться на зимних квартирах в австрийских владениях, а потому для убеждения генералиссимуса в необходимости скорейшего выступления был послан к нему граф Бельгард. Это был горячий приверженец Тугута, интриган, человек заносчивый и несговорчивый, который к тому же не любил Суворова. Колычев и английский посланник Минто старались уговорить Тугута - послать кого-нибудь другого, но безуспешно, и потому Минто поехал сам вслед за Бельгардом, дабы по возможности исправить, что он напортит. Официальною целью переговоров был план будущей кампании, но Суворов был предупрежден на счет истинной цели поручения, Бельгард встретил у него вежливый, но холодный прием; на все его убеждения о необходимости вывести русские войска из Австрии, Суворов отзывался невозможностью этого исполнить без особого повеления Императора Павла; на все подходы к плану кампании говорил, что представит прежде свои мнения на усмотрение Государя. Бельгард возвышал голос, Суворов оставался при высказанном; Бельгард переходил в дерзкий тон, говоря, что у Австрии довольно своих войск, что она в Русских не нуждается, и требовал, чтобы Суворов немедленно ушел из австрийских земель вперед или назад; Суворов невозмутимо выслушивал все выходки и повторял прежние ответы. Бельгард, выходивший из себя от бесстрастности Суворова, дошел до крика и угроз, но и это не помогло ни на волос. Суворов, недавно узнавший, что многие его винят в разрыве, запасся двойным терпением, "дабы не было поклепа, что я великого монарха в неудовольствие привел на Венский двор". Бельгард уехал, ничего от него не добившись, но все-таки выслушал от Суворова несколько горьких истин. Ему было при удобном случае сказано, что затруднения в продовольствии войск есть только предлог, чтобы сжить русские войска; да еще во время святочных игр привелось ему выслушать от Суворова фразу: "играли Неаполем, мстили Пьемонту, а теперь хотят играть Россией". Кроме того Суворов открыто отзывался о присланных с Бельгардом военных предположениях, что эти планы кампании красноречивы, но искусственны; прекрасны, но не хороши; блистательны, но не основательны
