Генерал Юденич - [29]

Прислушиваясь к разговорам стрелков, Юденич старался понять не только душу русского солдата, но и суть войны, которая шла не где-нибудь в России, а в далёкой Маньчжурии. Ведь человек, надевший солдатскую шинель и взявший в руки винтовку, должен же за что-то сражаться и погибать...

При отходе от Мукдена 18-й стрелковый полк оказался в дивизии арьергардным. Когда из штаб-квартиры генерала Куропаткина пришёл приказ остановиться на новой позиции, полк оказался в первой линии обороны, которая для стрелков легла прямо перед стеной брошенной деревни Тачиндауз.

Началась привычная работа по рытью траншей. Стрелки долбили мёрзлую земли, накидывая перед траншеей земляной вал. Рыли землянки, в которых должно было быть тепло — привезли два десятка небольших чугунных печурок, и тыловики из дивизии обещали прислать ещё. В деревенской стене, сложенной из глиняных необожжённых кирпичей, проделали бойницы. Люди получили башлыки к шинелям и теперь ходили укутав в них головы.

Николай Николаевич увидел своих бойцов в такой утеплённой униформе, то ему сразу вспомнились поразительные своей жизненной правдой картины художника Василия Верещагина. Их он видел на живописной выставке в Москве, когда с семьёй пребывал в ней в отпуске. На верещагинских полотнах русские солдаты стояли на Шипкинском перевале тоже укутанные в башлыки.

Теперь оставалось ждать появления японцев. Они не торопились догонять отходившую от Мукдена русскую армию в надежде на то, что она отступит как можно дальше на север к Харбину.

Неприятель появился перед деревней в сумерках и после небольшого артиллерийского обстрела предпринял одну за другой две атаки большими силами пехоты. Успеха они не имели, японцы отступили, но далеко не ушли. Можно было видеть, как они скапливаются в ближайших лощинах, выставляя дозорных.

Полковник Юденич наблюдал за боем со своего командного пункта, расположившегося за невысокой кирпичной стенкой, перед которой шла траншея одной из стрелковых рот. Специально для полкового командира солдаты пробили бойницу пошире.

Заметив, что японцы далеко не отступили после бесплодных атак, Юденич собрал старших офицеров.

   — Надо ждать какой-то пакости: отступили вечером недалеко, чтобы быстрее появиться перед деревней. Выставите в траншее побольше часовых.

   — Уже выставлены, по два бойца с полного отделения.

   — Сами проверяйте их, чтоб не спали от холода. Дежурных ставьте тоже по двое...

Утром, когда уже совсем рассвело, полковой командир стал обходить позицию стрелков вдоль деревенской стенки. Остановился около двух часовых, которые, держа винтовку наизготовку, пристально всматривались в бойницу. Юденич спросил:

   — Что там, бойцы, у вас?

   — Ваше благородие, — шёпотом доложил один из них, — японец ползёт к нам.

   — Сейчас посмотрим, кто там ползёт...

Юденич стал всматриваться в слегка припорошённое поле перед собой и заметил, как одинокий японский пехотинец подполз к русским окопам, умело пользуясь бороздой между двумя грядками скошенного гаоляна. Устроившись там в небольшой ямке, он теперь, как крот, рыл землю руками и лопаткой, создавая перед собой укрытие.

Этот приём японцев на войне был давно всем хорошо известен. Обычно несколько смельчаков, пользуясь сумерками, подползали как можно ближе к русским окопам и незаметно вырывали неглубокие ямки-окопчики. За первыми подползала следующая партия пехотинцев, продолжая работу по созданию линии окопчиков. И часто к утру перед изумлёнными глазами русских вырастала довольно значительная позиция, обозначенная невысоким земляным бруствером.

Подпускать японцев к своим окопам было крайне опасно по одной причине: неприятельская пехота с самого начала войны была вооружена ручными гранатами. Русские же получили в полки ручные гранаты только в самом конце войны. До этого ими пользовались только команды охотников, а в пехотных ротах такое грозное оружие являлось редкостью.

Юденичу появление первого «ползуна» не понравилась. Он приказал часовым:

   — А ну-ка, братцы, снимите пулей этого японца. А то за ним другие ползти начнут.

   — Есть, ваше высокоблагородие. Сейчас стрельнём по «ползуну».

Один из солдат выставил винтовку из бойницы, прицелился и выстрелил. Пуля дала перелёт и подняла столбик пыли в десятке шагов за японцем. Тот прекратил копать, вжался в землю и притих, сделавшись почти незаметным.

Выстрел наделал в поле небольшой переполох. Было видно, как несколько японских пехотинцев, незамеченные до того, извиваясь в бороздах, как змеи, стали спешно отползать назад. Теперь палили из бойниц уже винтовки целого взвода стрелков.

Проявление «ползунов» обычно было предвестником неприятельской атаки. Юденич не ошибся, когда приказал полку готовиться к её отражению.

Действительно, не прошло и часа, как из неглубокой лощины перед деревней показалась идущая на выручку «ползунам» редкая цепь японской пехоты. По ней было дано несколько ружейных залпов, и неприятель, не упорствуя, попятился и скрылся в лощине.

Когда стемнело, в фанзе, «отделанной» под полковой штаб, на чай к командиру собрались офицеры. Завязался разговор про сегодняшнюю войну. За чаем Юденич спросил гостей: