Генерал Юденич - [13]

   — Ты уверен, что он нас считал?

   — Как не уверен — ведь он перед моим носом пальцы загибал и всё считал губами.

   — Ну считать он мог всё, что ему угодно. А как мы его допросим, фельдфебель?

   — Тряхнём его за душу, так он всё и расскажет нам про своё шпионство и про то, что он у нас в полку считал.

   — Кто ж его допрашивать будет? У нас нет знающих язык китайцев. И переводчика нет.

   — Жаль тогда. Всё же не нравятся мне, кто нас считает по пальцам.

   — И мне не нравится, Мезенцев. Но на сей счёт у меня от Начальства никаких инструкций нет.

   — Тогда надо сказать ротным унтер-офицерам, пусть просматривают за такими ходи, чтоб те среди солдат не болтались почём зря.

   — Это ты верно заметил. Кликни-ка полкового адъютанта. Я ему приказ велю написать...

18-й стрелковый полк по прибытии в Маньчжурскую армию был включён в состав 6-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. Сибирской она была только по названию, так как предназначалась для Восточной Сибири. Её стрелковые вояки формировались в центральных губерниях России и там же были расквартированы до 1904 года.

Но пополнение фронтовым потерям приходило уже из сибиряков, в своём большинстве таёжников, людей немногословных. И к концу Русско-японской войны полк Юденича действительно стал наполовину сибирским по составу людей. Даже убыль из офицеров пополнялась запасниками то из Иркутска и Канска, то из Красноярска и Новониколаевска.

В Мукдене стрелкам пришлось распрощаться с удобным следованием на войну по железной дороге в вагонах-теплушках. Теперь им предстояло идти своим ходом по размытым частыми дождями просёлочным дорогам.

Полковые тяжести перевозились на обозных повозках. Стрелки и их командиры были немало удивлены тем, что в японской пехоте для таких целей обычно использовались носильщики, которые за свой действительно каторжный труд получали больше рядового солдата и повышенный по калорийности суточный паек. По этому поводу русские солдаты шутили:

   — Лошадей им на островах надо разводить, а не рис сажать.

   — Как можно за японскими стрелками в бою угнаться? За него все тяжести другой носит на себе.

   — Разве это армия? Ни тебе обозных телег, ни сидора с казённым грузом за плечами.

   — Да, вид у японца-солдата прогулочный. Сразу видно издалека — не русский солдат. Не наш...

Через неделю стрелковый полк, в котором не было ни одного участника минувшей Русско-турецкой войны 1877- 1878 годов, оказался на театре военных действий. Наступил месяц май с его страшной для здешних мест жарой.

Первый увиденный Юденичем японец оказался, как ни странно, вражеский лазутчик. Случилось это в небольшой деревушке Лизаньцухе, в окрестностях которой полк остановился на днёвку. Были разбиты палатки, задымили костры. Полевой бивуак и деревню окружили на всякий случай дозорами.

Всё было как на полевых учениях под Вильно, если бы не появление в палатке полкового командира дежурного офицера поручика Осипова с взволнованным лицом:

   — Господин полковник, наш дозор японского шпиона поймал. Под простого китайца был одет. Стрелки Вагин и Докучаев.

   — Шпиона? С чего дозорные взяли, что это шпион?

   — Точно так. Он заговорил с ними у деревенской лавки на русском, правда, говорил скверно. Спрашивал, откуда прибыли в Маньчжурию.

   — Интересно. Продолжайте, поручик.

   — Стрелкам он не понравился — больно чисто был одет для китайца. Вагин и Докучаев его стали задерживать, за косу схватили, а она оказалась фальшивой, прикреплённой к шапочке. Тут уже дозорные не растерялись: под ружьём привели задержанного в дежурную роту.

   — Молодцы.

   — Точно так, господин полковник. Молодцы, да ещё какие.

   — Прикажите привести этого человека ко мне и смотрите, чтоб не скрылся по случаю.

   — Не беспокойтесь: его наши молодцы стерегут. От них он никуда не денется.

Вскоре пойманный шпион стоял перед Юденичем. Это был человек монгольской расы, чисто одетый и даже в белых носках, которые краешком выглядывали из-под синих шаровар. Костюм его очень напоминал одежду китайского священника. Голою была обрита наголо, в руках он нервно мял китайскую шапочку с прикреплённой к ней длинной чёрной косой.

Рядом с лазутчиком стоял поручик Осипов, по бокам — стрелки Вагин и Докучаев, гордые тем, что им удалось схватить вражеского шпиона.

Зная, что пойманный говорит на русском языке, полковник Юденич начал самолично вести допрос. Он уже знал о том, что обычно пойманные с поличным японские шпионы не изворачиваются и не врут. Они знают, что по законам военного времени их в неприятельском стане ждёт казнь через повешение. Русским же лазутчикам из числа местных китайцев японцы рубили головы саблями сразу же после допроса.

   — Как ваша фамилия?

   — Ван Цзя Дун.

   — Вы японец или китаец?

   — Я урождённый китаец, но одиннадцать лет тому назад принял японское подданство.

   — Выходит, вы служили у японцев, занимали у них какую-нибудь должность?

   — Да. Я состоял до войны в японской полиции, затем был в ней переводчиком.

   — Откуда вы знаете русский язык?

   — Два года назад меня послали в Россию. Жил сперва на станции железной дороги Раздольное, затем переехал во Владивосток, снимал там комнату на улице Светлановской.