«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи - [76]

Потягивая утренний кофе, старпом заметил, как боцман Кузьмич, рискуя вывалиться за борт, вцепился руками в леер и рассматривает что-то на пирсе. Подойдя к ограждению мостика, он и сам чуть не выронил чашку: по пирсу в сторону «Одиссея» маршировала группа матросов, возвращающихся из увольнения. Шли они строем, хотя и не в ногу, а первым, размахивая клетчатой тряпкой ядовитой расцветки, надетой на швабру, вышагивал Петро Ракитин.

Десятком минут позже Лев вместе с Корено и Ракитиным вытянулся перед Ховриным, подозрительно рассматривающим их синяки и ссадины.

– Эта што вы за тряпку притащили? – почти довольным тоном проворчал боцман, радуясь, что у него нет причин для наказания матросов.

– Это не тряпка, Артемий Кузьмич, – самодовольно хмыкнул Николай. – Это трофей, почти что флаг. Мы под этим штандартом такую викторию одержали, шо просто ой!

– Молодцы, коли так, – усмехнулся Ховрин. – Ладно, знаменосцы, валите в кубрик, отоспитесь, и по вахтам. Коль отдохнули на славу, так теперь и потрудитесь так же, шоб морская слава не хужей сухопутной была.

Утром следующего дня «Одиссей», не надеясь на изменчивый ветер, развел пары и под руководством лоцмана направился в суточный поход по Суэцкому каналу.

Все офицеры экипажа, включая Кочеткова, прощаясь с краткосрочной стоянкой, собрались на мостике.

– Есть ли еще место на свете, где океанские корабли и верблюды идут каждый своим путем в десятке саженей друг от друга? – подозрительно поглядывая на идущий следом за ними английский пароход, сказал вдруг Силантьев.

– Вряд ли. Этот канал будто борозда, что Азию от Африки отделяет, – заметил второй штурман Никитин. – А пароход наш будто лемех по этой борозде движется.

– Р-романтики… – ухмыльнулся капитан. – Канал, прежде всего, выгоднейшее коммерческое предприятие. Один тариф – по девять с половиной франков за тонну груза. Мы-то еще по-божески, примерно в тысячу фунтов уложились, а иные суда по десяти тысяч американских долларов платят.

– Э-эх! – тяжко вздохнул доктор Карпухин, разглядывая заставленный лодками берег. – Мы здесь почти двое суток простояли, а какой-никакой гарем повидать так и не сподобились…

– Вот по данному поводу, Петр Семенович, тужить абсолютно не стоит, – дружелюбно улыбнулся Кочетков. – Потому как в наше время гаремы восточные больше по ведомству восточных же сказок проходят, да и вообще они к данной местности большого отношения не имеют…

– А вы, Владимир Станиславович, по данному поводу экскурс и проведите, – хитро прищурился Политковский. – Уверен, что эта тема интересна не только мне…

– Как вам будет угодно, Викентий Павлович, как вам будет угодно, – отвесил короткий поклон Кочетков. – Сразу же поясню, что гаремы на Востоке возникли вовсе не от какой-то особой распущенности нравов или же от исключительного сладострастия местных жителей. Поскольку Восток всегда воевал больше и отчаяннее, чем Европа, магометанская практика многобрачия возникла как следствие диспропорции между мужчинами и женщинами. Чтобы наверстать людские потери в войнах, женщины должны были рожать как можно чаще. Мы, европейцы, воображаем, что гарем – нечто экзотическое и густо замешанное на похоти и тайных желаниях, в то время как гарем прежде всего – просто мусульманская семья. Мы считаем, что гарем – сад наслаждений, а на самом же деле это скучное и весьма целомудренное место, где более от монастыря и писчей конторы, чем от марокканского вертепа. Мы проливаем слезы над участью девушек, попавших в сераль, а для многих это счастье и цель жизни. Мы стыдливо прикрываем глаза, воображая, какой утонченный разврат творится в гаремных покоях, а на самом деле многие султанские наложницы годами пребывают там и сохраняют невинность. И, наконец, хочу вас заверить, что ныне гарем явление крайне редкое, и позволить его содержать может, дай бог, разве что один турок либо араб из тысячи. Так что местные жители о гаремах позабыли, и, подобно христианам, обходятся единственной благоверной.

– Не пойму я вас, Владимир Станиславович, – с улыбкой, но несколько настороженно заметил Политковский по окончании короткой лекции. – Турки нам вроде бы и не друзья вовсе, а вы про них этак сострадательно рассказываете…

– Все просто, Викентий Павлович, – понимание идет рука об руку со знанием. А чужеземца, паче того – противника, надобно именно понимать. Вот и весь секрет моего к Востоку отношения.

– Тогда у меня и более сложный вопрос имеется, – безмятежно улыбнулся старпом. – А есть ли на свете какой-нибудь предмет, о котором вы понятия не имеете?

– Есть Викентий Павлович, как не быть! – рассмеялся Кочетков. – Мне до сих пор неведомо, какая сволочь назвала рыбу стерлядью, соединив при этом два ругательных слова.

Медленно-медленно двигался «Одиссей» по Суэцкому каналу в длинной веренице судов, направлявшихся из Средиземного моря в Индийский океан.

Берега, слишком высокие, чтобы увидеть хоть что-то, кроме кромки воды, в некоторых местах становились ниже, открывая обзор до самого горизонта – причем справа по ходу движения виднелись пальмовые рощи, а слева, со стороны Аравийского полуострова, только пески, казавшиеся когда белыми, а когда – медно-красными.