Генерал, рожденный революцией - [128]

Но их расчеты оказались ошибочными. Большевики держали в боевой готовности 37-й запасный и подтянутые в город 80-й Сибирский и 12-й Туркестанский полки, красногвардейские отряды, бронеавтомобили и другие подразделения. Вокруг военревкома и штаба была выставлена усиленная охрана.

Вот почему, как только показались первые польские уланы и раздались выстрелы по зданию Совета, охрана сразу встретила врага дружным и сильным огнем. Комендант города Кривошеин, находящийся в военревкоме, немедленно связался по телефону с полками и поднял их по тревоге. Туркестанский полк был направлен против казарм легионеров. Эти части начали методически прочесывать улицы, разоружая и арестовывая всех встречающихся польских легионеров, в особенности офицеров.

Арест самого Довбор-Мусницкого был поручен группе красногвардейцев во главе с... доктором Терентьевой. И она с поразительной лихостью справилась с этой задачей. Подойдя к особняку в тихом переулке, где жил генерал, ее группа сначала бесшумно сняла наружную охрану, затем, войдя в дом, разоружила охранника-легионера, после чего арестовала Довбор-Мусницкого и конвоировала в военно-революционный комитет, к Кривошеину.

К тому времени Мясников, Орджоникидзе и Володарский уже были в здании Совета. Возбужденные и разгневанные беспримерной наглостью офицеров Польского корпуса, они теперь обсуждали, как быть с ними дальше.

— Товарищи, пора покончить с этим корпусом, — не повышая голоса, но с потемневшими от гнева глазами говорил Каменщиков. — Вам известно, что корпус этот начал формироваться еще при Керенском — якобы для борьбы с немцами. Однако с самого начала во главе корпуса стали контрреволюционно настроенные генералы и офицеры. Со дня Октябрьской революции корпус неизменно выступал на стороне «комитета спасения революции», а сегодняшнее выступление их кавалерийской части доказывает, что корпус и дальше будет представлять собой только угрозу революции. Вот почему мы должны прекратить формирование корпуса, а уже созданные части разоружить и распустить.

С Каменщиковым были согласны почти все члены военревкома. Да и Мясников в душе был солидарен с ним. Ведь он еще в конце мая этого года, выступая на заседании Фронтового комитета, указывал, что организация национальных войск, начатая Временным правительством, ведет армию по дуги сепаратизма и национализма, что со временем национальные части могут сыграть контрреволюционную роль, поскольку их могут использовать против решения общегосударственных задач, во имя националистических вожделений буржуазии разных наций. Однако он сейчас понимал и то, что раз эти войска уже организованы, то роспуск их становится весьма деликатным делом и рубить с плеча здесь нельзя. И то же самое подтвердил Орджоникидзе, когда все высказались.

— Мне отлично понятны ваши чувства, — терпеливо объяснял он. — После опубликования «Декларации прав народов России» мы не можем запретить формирование национальных частей. Поймите, декларация принята нами не формально, не для отвода глаз. Если даже самоопределение наций и отделение от России произойдет под главенством национальной буржуазии, как это, по-видимому, будет иметь место в Финляндии, то принцип самоопределения настолько важен для нас, что мы не будем препятствовать этому. А раз так, то как же мы можем запретить формирование Польского корпуса? Ведь Польша захвачена немецкими империалистами и польский народ имеет право бороться за свободу своей родины!

— Да, — со вздохом согласился Мясников. — Но мы должны противопоставить революционную массу солдат контрреволюционным генералам и офицерам. Надо усилить нашу работу в этой массе, склонить ее на нашу сторону, создавать солдатские комитеты, издавать для них газету на польском языке...

И в это время в ВРК прибыли представители Комитета по формированию Польского корпуса. Это были в основном польские помещики, чьи политические симпатии ни у кого не вызывали сомнений. Но сейчас они вели себя смиренно, начали уверять, что выступление кавалеристов произошло не только без их ведома, но даже без ведома командования Польского корпуса, что это было чуть ли не «баловством» группы пьяных офицеров.

Мясников, прервав эти излияния, напомнил им, что именно командование корпуса в период после 25 октября занимало позицию явно враждебную Советской власти в Минске. Поэтому сейчас военно-революционный комитет больше не намерен мириться с пребыванием польских частей в городе и предлагает в течение 24 часов вывести их в район Слуцка и туда же передислоцировать штаб корпуса. В случае же отказа эти части будут разоружены и дальнейшее формирование корпуса запрещено.

Представители Польского комитета, чувствуя, что вопрос поставлен весьма серьезно, быстро согласились с этими условиями. Но вызванный из подвала генерал Довбор-Мусницкий начал резко протестовать, что вынудило Мясникова заявить ему:

— Послушайте, генерал! Мне ведь еще предстоит нелегкий разговор с нашими солдатами, требующими сурово наказать вас лично и всех участников сегодняшнего выступления. Для этого я должен быть сам убежден, что правильно поступаю, отпуская вас с миром. А вы сейчас заставляете меня сомневаться в этом!