Генерал нежного сердца - [39]

Ермолов, вспоминая о сих событиях, даже покраснел, устыдился снова за свой давний поступок. И попробуй они дать бой тогда у Смоленска, вряд ли бы одержали верх, а потеряв армию, потеряли бы и Россию. И надобно было России именно в ту нелегкую минуту иметь столь великого полководца, который, пойдя противу всех, настоял на своем и спас таким образом Отечество, к коему даже не принадлежал родом связи.

Через год после назначения пенсии в 14 тысяч пришла новая бумага, где говорилось, что за Ермоловым в ознаменование его заслуг перед Отечеством сохраняются и столовые, то есть прибавка вышла на 16 тысяч и пенсия возросла до 30 тысяч рублей ассигнациями в год, что весьма порадовало не только отца Ермолова, но и его самого.

Он приободрился, повеселел, и радовала его не только прибавка эта, а то, что государь о нем помнит и впечатление о нем, Ермолове, меняется у государя к лучшему. А значит, можно ожидать и нового назначения. В ожидании его Ермолов задумал перестроить дом в Лукьянчикове, уж слишком он был мал для всей семьи.

Чтобы не потерять способность к военным наукам, Ермолов постоянно штудировал исторические труды о великих полководцах, римских и греческих, а также подробно изучал битвы русские, которые велись до него, и обнаруживал невольно, что многие беды военные происходили от вмешательства неграмотных в стратегии царей, кои самодурством своим приносили только вред ратному делу, а не пользу.

Так во времена Грозного начавшаяся Крымская кампания могла бы закончиться уже тогда полным присоединением Крыма, ибо походы Ржевского, Димитрия Вишневецкого и Данилы Адашева, один за другим бывшие успешными, привели Девлет-Гирея, хана Крымского, в Полный упадок, а его будущий преемник Тохтамыш-Гирей даже сбежал под крыло московского царя. И доверши Грозный Крымские походы еще одним, возьми Крым, не убоись турок проклятых, кои вряд ли бы сунулись в Россию, то и юг был бы российским уже тогда. А Грозный наперекор Сильвестру начал войну с Ливонией и проиграл ее. В 1571 Девлет-Гирей привел под Москву 120-тысячное войско, опустошив пол-России. Об этом пожаре и разорении старики в Москве помнили до сих пор.

Одна ошибка полководца, коим выступил царь, принесла горе сотням тысяч россиян. Имел ли он право на нее?.. И уж те, кто выставлял Грозного образцом самодержца, должны были помнить об этом…

Ермолов, прервав нить размышлений своих, бросился вдруг к карте и подробнейшим образом проследил весь путь от Москвы до Крыма. Умен был Данила Адашев, отправившись в Крым водным путем по Пслу, а затем по Днепру… Казачество малороссийское, натерпевшись от набегов крымских, вмиг бы занялось, вот еще сила, да еще какая!.. Пусть только турки сунутся!.. В Крыму держать оборону до зимы, а там втягивать, всасывать турецкие армии в Россию, на манер наполеоновых. Турки, непривычные к морозам, быстро потеряли бы всю злость, а далее бери их голыми руками… Потом мир на выгодных началах. Вот империя, каковая могла быть уже в середине XVI века. На Черном море строй флот, укрепления, возводи бастионы… Почему не везет России на царей?.. Да и можно ли, чтобы все зависело от одного человека?..

Дойдя до этой крамольной мысли, Ермолов снова вспомнил бунтовщиков, устроивших возмущение в Петербурге. Пожалуй, что они и правы. Как ни странна эта мысль, а она, пожалуй что, недалека от истины…

И не вмешайся Александр в 1805 году в стратегию Кутузова, он бы потягался на равных с Наполеоном… Может быть, столкнувшись с Кутузовым и попробовав его пороха, а не Александрова, который был неплохим человеком, неважным политиком и отчаянно плохим стратегом, Россия не имела бы 12-го года.

Вот и Барклай-де-Толли не спеша вышагивал по сенному сараю со спокойным лицом, поглядывая на смоленские поля и думая о том, что главное сражение преждевременно, враг еще силен и недостаточно вымотан, ощипан с боков. А великий князь Драл глотку, как собачонка, которую науськали. Вот и получается, что, коли армия была доверена ему, значит, сам господь охранял в тот час Россию, и хорошо, что эта миссия не свалилась на Ермолова. Как тогда пронесло его с Байбахом, когда Александр назначил его главнокомандующим всей армии, чтобы Ермолов шел на Италию, подавлять там революцию. Слава богу, все свершилось без него, и он, прокатившись по Европе, с легким сердцем вернулся обратно в Тифлис. Неужели бы он сейчас решился на подобное?..

Ермолов помолчал, ожидая от себя ответа, и даже спазмы сжали ему горло, ибо ответ мог быть только один: решился бы.

И это его устрашило, бросило в озноб. Но счастье, что и вопроса такого никто ему не задал.

8

В начале мая 1829 года заезжал в Лукьянчиково Пушкин. Он наехал, как вихрь, без предупреждения в восемь утра (Ермолов заявился с прогулки лишь в девять), просидел около двух часов, все выспрашивая о самых разных вещах, более всего интересуясь Барклаем-де-Толли и Александром I, императором. О Николае он не расспрашивал, понимая, что Ермолову есть за что сердиться на новую власть, да и слухов вокруг его имени в связи с отставкой ходило немало. Предполагал он вызнать посему благоволение к прежнему императору, что Ермолов и не скрывал. Невольно разговор перекинулся на Паскевича, а затронув больное место, поэт был вынужден выслушать и всю правду о новоявленном Бонапарте персидском, о чем Ермолов уже после отъезда Пушкина пожалел. Для пиита мнение Ермолова — анекдот, Паскевич же в силе и может весьма повредить Ермолову в дальнейшем.