Генерал Мусаев - [4]

У самой крепости машину задержал транспорт с боеприпасами. Трофейные машины, круторогие волы, худые, мордастые румынские кони, запряженные в деревенские телеги, переругивающиеся возчики-старики и ребята — все с топорами, с кнутами и автоматами, — женщины в подоткнутых юбках, чтобы грязь не налипала на подолы, и среди них лишь один военный — майор интендантской службы, начальник артснабжения дивизии. Впрочем, сейчас же из ворот вышла та самая рота, возле которой Мусаев задержался на перроне. У каждого солдата из карманов и заплечных мешков торчали гранаты. Один тащил на плече ящик со взрывателями, другой — миномет, третий — опорную плиту. Верхотуров подбежал к майору, что-то сказал. Солдаты быстро разместились по машинам и подводам. Обоз тронулся. Повинуясь знаку регулировщика, подобно встречной волне, прибиваемой к берегу, прямо под стенами домов проследовал встречный обоз. В мажарах, набитых сеном и соломой, были раненые: одни из них лежали, вытянувшись, устремив к небу усталые глаза, другие сидели, прижимаясь спинами к крутым бортам мажар. Лица у всех были утомленные, обросли щетиной. Многие раненые спали, несмотря на неудобное положение и толчки.

Капитан Суслов, ехавший вместе с командующим, выскочил из машины и побежал к майору, прыгая по булыжникам, чтобы не запачкать свои щегольские сапоги. Майор растерянно козырнул в ответ на его резкий окрик. Мусаеву не понравилось, как майор подобострастно отвечал капитану, не понравилась и напористость Суслова, явно кичившегося своей близостью к командующему. Мусаев сегодня особенно остро примечал все недостатки людей, с которыми встречался. Он не только знакомился с ними, но как бы изучал каждого из них. Ведь это именно те люди, вместе с которыми ему предстояло воевать, побеждать врага. Он приоткрыл дверцу кабины, откинулся на сиденье, чтобы его не видели, и прислушивался к разнообразным шумам.

Обозы разошлись, оставив узкий коридор для проезда. Суслов возвращался к машине командующего. С одной из мажар его окликнул тихий девичий голос:

— Товарищ Суслов!

Капитан обернулся, лицо его изменилось, глаза потемнели, губы дрогнули. Он подошел к мажаре, в которой полулежала девушка в шинели с перевязанной рукой. Она привстала на колени. Суслов взглянул на машину Мусаева и, не увидев генерала, быстро спросил:

— Что с вами, Галина Алексеевна?

— Рука прострелена.

— Ну это не опасно. Отдохнете, поправитесь…

— Я хочу обратно…

— Нет, нет, поезжайте в госпиталь…

Мусаев смотрел на нежное, совсем молодое, но уже тронутое морщинками усталости лицо девушки. Она с нескрываемой радостью устремилась навстречу капитану, а он разговаривал словно по обязанности. И рядом с мажарой Мусаев увидел майора, лицо которого было искривлено страдальческой гримасой.

— Рацию разбило, — печально сказала девушка, а Мусаеву казалось, что она хотела сказать другое.

— Вернетесь, получите новую, — как-то наигранно-весело ответил Суслов, в то же время нервничая, желая поскорее закончить разговор.

Девушка опустилась на сено, протянутая рука бессильно упала.

Суслов торопливо произнес:

— До свидания, Галина Алексеевна, выздоравливайте! — Повернулся, будто не заметив протянутой к нему и бессильно опустившейся руки девушки, пошел к машине. Опять изменилось выражение его лица: оно стало вдруг озабоченным и одновременно каким-то неприятно услужливым. А тем временем из-за мажары вышел майор, воскликнул с плохо разыгранным изумлением:

— Товарищ Казакова, здравствуйте!

— Здравствуйте, товарищ Тимохов, — тихо ответила девушка, все еще провожая взглядом капитана.

— Вот и встретились, — сказал Тимохов, поправляя мятую, грязную шапку. В бледно-голубых глазах его таился испуг. Бессознательными движениями его короткопалые руки оправляли шинель. Девушка молчала.

— А я вам подарочек припас, Галина Алексеевна, — вдруг сказал майор и запнулся.

Девушка с безразличным видом спросила:

— Какой?..

— Новую рацию, знаете, последнего выпуска, портативную. Вся величиной с конфетную коробку. Хотел, знаете, ее лентами перевязать и вместо конфет подарить…

— Теперь она мне не нужна, — сказала девушка. Потом вдруг взглянула в лицо майору, вспыхнула нежным румянцем и сразу же поборола смущение, румянец схлынул.

— Товарищ майор, попросите, чтобы меня не отправляли в госпиталь, — с затаенной надеждой произнесла она.

Плечи Тимохова опустились, он вздохнул.

— Суслов теперь будет при штабе… Говорят, его адъютантом назначили, — проговорил, едва скрывая раздражение, майор.

— При чем тут Суслов? Наступление начинается, а радистов не хватает… Понятно?

Машина тронулась, и Мусаев не дослушал разговора до конца. В заднее стекло он увидел, как девушка выпрыгнула из мажары на землю, а майор что-то продолжал говорить, размахивая руками. Девушка опустила голову, лицо ее было скрыто тенью. Таким затененным оно и запомнилось Мусаеву.

Проезжая мимо обоза, Мусаев смотрел на вооруженных автоматами возчиков, на стволы счетверенных зенитных пулеметов, прикрытых от дождя брезентом. Заметил, что на каждой телеге и машине лежали доски, камышовые маты, аккуратно прикрепленные лопаты. Обоз был подготовлен тщательно. Это как бы примирило Мусаева с майором, который на первый взгляд показался генералу нерасторопным и боязливым.