Генерал «красной армии» - [67]
— Ладно, — сказал я. — Пойдем к станции, они ведь туда придут.
— Не придут. Ничего не выйдет, — сказал Дес.
Он понимал, что я ни во что не врубаюсь, и потому старался приглядывать за мной. Так или иначе, но мы отправились на станцию и расположились на платформе рядом с несколькими обычными болелами. По идее, скаузеров должны были отконвоировать к станции «Уоррик Роуд». Это означало, что они здесь появятся.
Пришел первый поезд, битком набитый фанатами «Юнайтед».
— Поедем на следующем, — сказал я.
— Ты что, псих? Там же скаузеры будут! — воскликнул Десси.
— Хрена с два! — парировал я.
Когда подходил следующий поезд, Дес не выглядел радостным, но меня не покинул. Те самые, обычные наши болелы потянулись к выходу с платформы — они поняли, что пропустили свой поезд, а этот мог оказаться небезопасным. Я же пребывал в своем собственном мире.
— Сядем на него и поедем в город, — пришло мне в голову.
Поезд был битком набит скаузерами. Я открыл дверь, сделал шаг внутрь и с ходу заехал в башню первому встречному.
— Получи, вонючий ублюдок!
И выскочил обратно на платформу. Нам с Десом не оставалось ничего иного, как рвануть к лестнице, потому что вслед за нами бросилась целая стая, жаждущая крови. Мы убежали со станции, и я подумал: на х.., что за дела? Все неправильно, так не должно быть! Где остальные?
— Я с этим разберусь, — пообещал я Десу.
Вскоре все наши узнали, кто я такой. Парни типа близнецов Галлахеров или Хотшота делали то же самое, что и мы на первых порах. Те, кто постарше, планировали операции, а остальные резвились вокруг. Мы так и называли их: «молодняк».
Ко мне прислушивались все больше и больше. Я стремился показать и доказать, кто здесь главный, и в конце концов полностью взял власть в свои руки. Теперь никто не мог мне указывать. Я был очень рад этому, потому что хорошо знал, чего хотел. Правда, некоторые по-прежнему лезли со своим мнением, были и те, кто просто бесился, в общем, трудное это дело — держать под контролем бешеный, пьяный моб. Но в девяти случаях из десяти я вел за собой остальных и меня слушались. Почти всех моих «подопечных» устраивало подобное положение дел: пусть кто-то принимает за них решения, а они будут потягивать себе пивко. Несколько челов из тех, кто успел сделать себе имя во время моей отсидки, пытались повлиять на ход событий, но меня они из равновесия не выводили.
У нашей «фирмы» не было названия. Некоторые парни называли себя «Интер-Сити Джибберс», скорее в шутку. Я уверен: любая «фирма», которая придумывает себе имя, хочет добиться признания, которого она еще не заслужила.
Почему некоторые мобы, до бессознательности избив иногда совершенно посторонних, безобидных людей, оставляют на их телах свои визитные карточки? Я вам отвечу — из-за непроходящего дурацкого детства. Есть ли у них вообще мозг?
И вообще, эти подонки представляют собой не «фирму», а обыкновенную стаю шакалов.
После выхода из тюрьмы я женился на Дебби. Она, бедная, понятия не имела о моем прошлом. Я не делал из него секрета, но и не афишировал!
Наша первая годовщина свадьбы пришлась на дерби. Мы с женой долго спорили. Отсутствие на дерби стало бы для меня началом конца в футболе. Но ради сохранения мира в доме я пошел на компромисс, обещав вернуться к семи вечера.
Естественно, это был нормальный день: драка утром, драка около стадиона, драка внутри стадиона, потом драка в городе, стенка на стенку, с плавным переходом к повсеместной охоте на «Сити». Я завершил свою миссию тем, что ворвался в бар «Роузес» в центре Манчестера после того, как услышал, что там находятся фанаты «Сити». Мы влетели внутрь целой толпой и сразу увидели их, поэтому начали крушить все подряд, забрасывая врага столами и стульями. Я заприметил Сэлли, знакомого мне фаната «Сити», и спас его от избиения (причем не впервые!) — он представлял старую школу. Я не мог допустить, чтобы его затоптали, как всех остальных. И добился своего.
Домой я заявился в 22.30, поддерживая плечом приятеля, притворяясь трезвым и скребясь в дверь, словно мышь. Когда она отворилась, в проеме стояла женщина с заплаканным лицом. «Все будет в порядке, надевай платье и пойдем в клуб», — предложил я, еле держась на ногах. Никакой реакции не последовало. Поэтому я повернулся, вышел на улицу и отправился в паб через дорогу.
В 1984 году мы вышли на «Ювентус» в Кубке кубков [183]. Я решил, что поеду в Турин во что бы то ни стало — слишком долго меня держали взаперти. Требовалась решительная встряска. Вместе со мной в дорогу собралось 14 человек. Кое-кто из них «раздобыл» чужие кредитные карты и настроился на пьянку-гулянку с утра до ночи. Мы встретились в пятницу после обеда и взяли курс на Харидж [184], что само по себе было несколько странно. Затем я предложил ехать через Швецию — еще одна глупость, но не будем забегать вперед раньше времени. Итак, мы сели на паром, который шел 26 часов с одной ночевкой. «Вписаться» [185] на такую махину не очень-то легко, но нам все-таки удалось проскочить мимо контролеров. Вообще-то ночью шляющихся по барам парней могли прихватить как «бескаютных», но днем этим никто бы не стал заниматься.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.