Генерал «красной армии» - [34]

В 70-е мы жили в обстановке полной неразберихи, творившейся в промышленности: забастовки шахтеров, свалившей правительство, перебоев с электроэнергией и трехдневной рабочей недели. Посвященные этому телесюжеты сменялись репортажами о волнениях в Северной Ирландии, где люди забрасывали друг друга бутылками с зажигательной смесью, взрывали автобусы, грабили магазины, творили хаос и разрушения. Нам все время показывали плохо обученных полицейских, не способных защитить даже самих себя, чему мы неоднократно становились свидетелями на трибунах и улицах. Лично я радикалом никогда не был, я просто видел то, что меня окружает, и думал: да пошли они на хер, ни за что не буду слушать все это дерьмо насчет работы и сбережений. Вот уж чушь собачья! Спросите у миллионов пенсионеров, которые ведут борьбу за выживание: стоило ли им экономить на всем и копить на старость, чтобы так завершать свои дни? У меня тоже не было денег на отпуск. Все, что я мог себе позволить, — так это один день в Блэкпуле. Поэтому я решил, что ни за что на свете не стану пахать на правящий класс, который высосет из тебя все, ничего не дав взамен. Да и вам не советую делать то, что предлагает правительство, ведь оно состоит из эгоистичных ублюдков. Футбол стал моей жизнью, и все, что придет вместе с ним, я возьму. Не важно, будут ли это деньги, украденные из кассовых аппаратов или из карманов нокаутированного торговца программками. Я буду жить на это, и с удовольствием. Причем сейчас, а не в будущем. И никто не сможет изменить меня. Я сделал свой выбор и ни разу об этом не пожалел.

* * *

Моя известность простиралась гораздо дальше, чем мне представлялось. В 1976 году я оказался за одним столом с лейбористским министром по делам спорта Дэнисом Хауэллом и председателем правления клуба Мартином Эдвардсом [109], когда принял участие в заседании, посвященном проблеме футбольного хулиганства, которое проходило в Зале директоров на «Олд Траффорде». Я совершал выезды, сопровождавшиеся насилием, и обо мне писали в газетах как об одном из лидеров «красной армии». Поэтому, когда Хауэлл прибыл на «Олд Траффорд» в день нашего матча с «Ливерпулем», в число участников совещания включили и меня вместе с соцработником Энди Дэвисом.

Хауэлл, приличия ради, поинтересовался моей точкой зрения на обсуждаемую проблему. И я рассказал ему, как путешествуют фанаты, как они все организовывают, ну и так далее. Эдварде же держался отстраненно. Похоже, ему все было до лампочки. Я понимал, что происходящее являлось ничем иным, как полной херней, но виду не показывал. Мы пили чай с печеньем, были вежливы, а потом, в 13.30, кое-кто из участников заседания вернулся на привычную территорию безумия.

Как только я дошел до начала Уоррик-роуд, вся улица взорвалась, потому что скаузеры сделали первый ход. Они вышли из поезда на «Оксфорд Роуд», а затем пересели на одну из местных трехвагонных электричек. Но мы успели это заметить. Теперь стало ясно, что произойдет далее. Скаузеры не рискнули бы вывалить на платформу, если с ними не было бы полиции. Они слишком хорошо знали, чем это могло для них закончиться. Следовало ожидать, что они выйдут раньше. Точно так и произошло, когда скаузеры рванули стоп-кран на дальнем конце моста. Однако мы уже приняли решение по мере их приближения. Кроме того, нас были тысячи, причем не только реальных бойцов, но и парней из «Бешеной армии» [110], или, как мы их попросту называли — «бешеных». Я взглянул на мост и увидел скаузеров, выскакивающих из дверей поезда. На путях оказалось человек двести.

Мы знали, что в любом случае им придется пересечь платформу, и потому пролезли под ней, а затем атаковали их через турникет. Камни летели в обе стороны и с моста. Полиция находилась где-то посередине, выкрикивая угрозы.

Наконец нас развели в тоннеле, но мы все равно набросились на них, как только они вышли наружу. Это было похоже на волны, накатывающиеся на берег и откатывающиеся обратно. Блокированные со всех сторон, скаузеры в панике закрывали головы и лица руками, а мы без устали молотили по ним. Они не могли сопротивляться, потому что оказались зажатыми в тиски. Спасибо, что хоть приехали. Большинство из них еле стояло на ногах, однако скаузеры держались вместе, не позволяя нам выцепить кого-то из их толпы.

Через какое-то время меня пригласили вместе с Энди Дэвисом в офис Хауэлла в Бирмингеме. Личный секретарь министра тоже был там. В жизни не видел такой роскоши: толстые кожаные кресла, огромный выбор алкоголя в баре, белый ковер, похожий на шкуру белого медведя. Я сидел, развалясь, в одном из кресел, потягивал бренди и рассуждал о проблемах «красной армии», равно как и об их разрешении. Мы болтали и болтали, а потом я обсудил услышанное с соцработником и воскликнул: «Им же все по херу!» Да и не стали бы наши плясать под чью-то дудку.

Что касается господина Эдварса и ему подобных, то до поры до времени я считал себя болельщиком, а не хулиганом и страстно хотел стать частью клуба, но клуб сторонился своих фанатов. Они его не интересовали. В итоге я остался с тем, что у меня было, — с улицей. Неужели руководство «Манчестер Юнайтед» не понимало, что болельщики оказывали влияние на ход матчей, особенно выездных, поднимая настроение своим футболистам?