Генерал Краснов. Как стать генералом - [33]

Уместно будет указать: С. Витте отрицал, что проводимые им реформы носят западный характер. Оставляя Министерство финансов, он говорил, что 11 лет силился сделать финансовую систему под стать XX веку и русскому государственному строю. Итогами на время его ухода стали цифры ожидаемых гос. доходов за 1904 г.: 1 982 844 493 р., из свободной наличности 195 792 562, всего 2 178 637 055 р.

«Несмотря на обильный выпуск золотой монеты в народное обращение, суммы золота государственного банка и государственного казначейства увеличились по сравнению с концом предшествующего года на 130,5 миллиона» [88, 4 января 1904 г., № 3611].

Смета железнодорожного движения на 1904 г. выглядит следующим образом:

Пассажирского движения 9 300 тысяч поездо-верст

Товарного 10 000

Хозяйственного 910

Всего 20210 тысяч поездо-верст

[88,18 сентября 1903 г., № 3526]

По всей России шло бурное развитие промышленности и хозяйства. В Иркутске (75 тысяч жителей) за 1901 г. электрический трамвай принес в городскую смету 16 500 рублей, компания электрического освещения уплачивала 15 000. В Саратове в 1903 г. проектируется электрическое освещение. В Красноярске к началу 1914 г. установили 490 электрических фонарей, 2 300 лампочек, провели водопровод и телефон, работали три кинотеатра, городской голова планировал запустить трамвай в 1918 г., но революции на десятилетия отложили этот план. Из 1 000 русских городов в 1911 г. пятая часть имела водопровод и телефон.

Рост русского влияния на Востоке сталкивался с противным усилением Японии, для которой вопрос о влиянии в Азиатско-Тихоокеанском регионе был преобладающим и судьбоносным, не то что для России. Отказываться от собственных достижений в этом крае в угоду японским требованиям Россия не могла себе позволить, пока оставалась великой державой. На протяжении всего 1903 г. Россия вела переговоры с Японией, предлагала достойные обоих государств компромиссы. Недаром в декабре 1903 г. по поручению своего правительства японский консул поднял на губернаторском обеде во Владивостоке тост за Императора Николая II, а американский представитель назвал Его апостолом мира; на новогоднем приеме в Зимнем дворце Государь снова заверил, что сделает все возможное для сохранения мира. Однако мир не был целью Японии: вскоре она разорвала дипломатические отношения и начала войну без официального объявления. Фрагментом республиканской информационной войны здесь служит возложение вины за объявленную России войну на лесные концессии на Ялу, на Безобразова и вымышленную или произвольно взятую фразу Плеве. Однако при рассмотрении дела оказалось, что «нет более убогого взгляда на вопрос, чем взгляд буржуазных радикалов, сводивших все дело к концессионной авантюре на Ялу». Пишет это советский историк в журнале «Красный архив», не сомневаясь: «концепция об авантюризме различных придворных клик является не только недостаточной, но и убогой» [61]. Ученые в первое советское время, до введения ряда сталинских обязательных фальсификаций, во многом позволяли себе быть честными, при сохранении непременной классовой направленности тона и пересказа. С этим мы столкнемся около жертв 9 января, а в особенности в главе «Честное слово генерала». Со своей стороны, «Япония не останавливалась ни перед чем для подчинения себе Кореи. Она не остановилась даже перед убийством руками своих солдат супруги корейского короля, сопротивлявшейся всю жизнь японскому влиянию. И скоро все государственное хозяйство Кореи, вся ее жизнь очутились в руках иноземцев. Все коммерческие сношения Кореи с иностранными рынками велись только при посредстве японских банков» [1].

Вопреки воспоминаниям сына фельдмаршала, когда Краснов был в Японии, ему не дали ни осмотреть батареи, ни фотографировать. В предисловии «По Азии» Краснов скромно зовет свою работу бледными очерками, крохами «быстролетной разведки». Он не предупреждает общество о японской опасности, а передает мнение целого парохода, что военное дело — не для японцев. Так сказал французский миссионер, проживший 10 лет в Японии, в этом же Краснов убеждал как собеседников, так и читателей в феврале 1902 г. [93, с. 467]. Предвоенное русское мнение «никогда, никогда макаки не посмеют полезть на нас» Краснов добросовестно передает в романе «Погром» [99, с. 9].

Перед знакомством с Японией, в С.-Петербурге, Краснов собирался посмотреть «на людей будущего, на способных, энергичных, ловких японцев»; казаки на Иркутском вокзале рассказали ему о штурме Пекина: «японцы, действительно молодцы; бравые солдаты и хорошие вояки»; в Порт-Артуре Краснов написал о диком фанатизме и зверстве японцев, их жажде крови, убийств; в Пекине ему нахваливали японские заимствования у Европы при собственном их самомнении. В бою «злы ужасно, настоящие маленькие зверьки. Все у них аккуратно, храбрость дьявольская» [93, с. 1, 34, 278, 326]. Может создаться впечатление, что Краснов действительно запугивает общество. Однако ж Куропаткин такие статьи не запрещает. Их не одна, а несколько. Тут Краснов передает чужие отзывы о японцах, но сам он в бою японцев не видел, и его собственная разведка привела к противоположным выводам. Лучше всех родов войск Краснов разбирался в кавалерии. Изучая лошадей, он пришел к самым удручающим для Японии выводам: «Боже мой — это лошадь! Морда касается земли. Она точно так устала, что готова упасть и нюхает землю» (в Нагасаки); в Японии почти не встретить лошади, осмотр школы езды и 1-й кавалерийский полк в Токио показал узкогрудых, низких медленных лошадей — лучших в Японии. По сравнению с ними даже забайкальская лошадь стала казаться идеальной. Да и японцев Краснов тоже нашел людьми слабыми.