Генерал Кононов. Том I - [62]

Накричавшись вдоволь, фон Ляр, задрав голову, пошел прочь. По его виду можно было определить, что его самомнение не имеет границ.

Крайне оскорбленный Шикула отменил занятие и отправился к командиру полка с просьбой немедленно перевести его во второй дивизион, где командиром был казачий офицер, в противном случае он отказывается служить и готов отправиться в лагерь военнопленных. Кононов, понимая душевное состояние Шикулы, сразу же удовлетворил его просьбу и перевел его в штаб полка. После этого случая Кононов, вызвав фон Ляра, сделал ему хорошую взбучку, сказав, что если он его и ругает, то не в присутствии подчиненных ему офицеров и казаков, а поэтому, согласно существующей субординации, приказывает ему в необходимых случаях действовать таким-же образом.

Ясно, что у такого немца, каким был ротмистр фон Ляр, наставления Кононова, хотя они были и справедливы, вызвали лишь еще большую ненависть к русским, нежели у казачьего офицера сотника Шнкулы к немцам. Можно себе представить, как он был оскорблен тем положением, что какой-то казачий офицер (конечно, унтерменш в его понимании) смеет его, немца, аристократа, поучать и ему приказывать.

В таких невероятно трудных условиях формировалась Первая Казачья дивизия. Однако, природная казачья способность к военной службе и, надобно сказать, прекрасные военные знания, какими обладали немецкие офицеры, несмотря на абсолютное взаимное непонимание, способствовали тому, что дивизия уже к началу сентября 1943 г., успешно окончив подготовку, была готова для использования ее в действующей армии.

2-го сентября командир дивизии ген. фон Панвиц вызвал к себе командиров бригад, полков и дивизионов. В присутствии начальника Главного Управления казачьих Войск ген. П. Н. Краснова состоялось собрание старших офицеров дивизии.

Панвиц, выразив благодарность собравшимся старшим офицерам дивизии за их работу, сказал следующее: «Дивизия успешно овладела всеми необходимыми знаниями. Учебу можно считать оконченной. Примерно в конце этого месяца мы будем отправлены на Западный Вал — во Францию, где ожидается высадка англо-американцев. К этому мы должны быть все готовы». Затем Панвиц дал ряд соответствующих указаний. Окончив указания Панвиц спросил присутствующих офицеров, есть ли у кого какие вопросы. Немецкие офицеры ответили: «Бефель ист бефель» (приказ есть приказ).

Краснов, Кононов и другие казачьи офицеры сидели подавленные и угрюмые. Панвиц и другие немецкие офицеры обратили внимание на Кононова, ставшего чернее ночи.

«У Вас, господин подполковник, может есть вопросы?» — спросил Панвиц Кононова.

«Вопросов у меня нет, — ответил Кононов, — но я хотел бы просить вашего разрешения сказать несколько слов. Хочу вам, господин генерал, совершение искренне доложить свое личное мнение, а также, я уверен, и мнение всех казачьих офицеров и казаков. Только прошу чтобы мой переводчик доктор Блейзе, в точности перевел все то, что мною будет доложено».

«Прошу», — учтиво сказал Панвиц.

Четко, членораздельно, твердым голосом Кононов сказал следующее:

«Казаки, как и другие народы Советского Союза видят перед собой только одного врага и враг этот — Сталин с его коммунистической системой. Мы — казаки с 1918 года и до настоящего дня всеми способами вели борьбу за освобождение нашего Отечества от преступной власти коммунистических диктаторов.

Мы — казаки — поднялись на борьбу против Сталина сами, без просьбы или предложения на то со стороны немцев или кого-бы то ни было другого. Конечно, мы благодарны вам — немцам за помощь, которую вы нам оказываете и за которую мы после освобождения Отечества от коммунизма не останемся у вас в долгу. Но мы поднялись на борьбу против Сталина, но не против Америки или Англии, которым ни мы, ни они ничего не должны.

Англо-американцы воюют с вами, но не с казаками, это совершенно ясно, поэтому считаю своим долгом доложить, что отправка нас, казаков, на Западный Вал — просто будет политическим преступлением. Я убедительно прошу вас, господин генерал, хлопотать перед немецким главным командованием об отмене этого убийственного для казаков плана отправки нашей дивизии на Западный Вал.

Смею вас также заверить, что казаки не питают никакой вражды к англо-американцам и вести борьбу против них не будут.

Боеспособность нашей дивизии превратится ни во что. Все наши старания и труды вместе с вами положенные на создание нашей дивизии окажутся напрасными.

Прошу вас господин генерал, просить отправить нашу дивизию на Восточный фронт. Если же это окажется невозможным, то прошу вас, меня и мой полк вернуть обратно на Восточный фронт в распоряжение генерала Шенкендорфа у которого я с полком служил раньше. Если и это будет невозможным — прошу меня уволить, ибо я не могу ручаться за действия моих казаков при столкновении с англо-американцами».

Едва Кононов кончил говорить, поднялся ген. Краснов. Смертельно бледный, дрожащим от гнева и обиды голосом, стал упрекать немцев в недостойном отношении к казакам и требовать отправки казачьей дивизия только на Восточный фронт. Краснов был страшно возмущен тем положением, что немцы, абсолютно не считаясь с его должностью начальника Главного Управления Казачьих Войск, не поставив его даже в известность, бесцеремонно распоряжались казачьими частями, как им только хотелось. Старый казачий Атаман, крайне оскорбленный, стал понимать свое жалкое, ничтожное положение, которое ему пришлось занять в затее немецкого ОКX.