Генерал Карбышев - [32]

Весной 1916 года строительство оборонительного рубежа подошло к концу. Вся Шендеровка провожала саперов в дальнюю дорогу. Подполковнику Карбышеву в знак глубокого к нему уважения крестьяне преподнесли большой букет цветов.

И. И. Ростунов в написанной им биографии генерала Брусилова отмечает, что в ту весну командующий Юго-Западным фронтом подготовил новое наступление. Атаку намечалось произвести всем фронтом в междуречье Стыри и Прута.

Главный удар должна была нанести 8-я армия. Впоследствии это наступление вошло в историю первой мировой войны как классический образец умелого прорыва мощных неприятельских укреплений под названием Брусиловского прорыва.

Большое значение в нем имело инженерное обеспечение, за которое отвечал генерал Величко. По его указанию создавались инженерные плацдармы. Они позволяли скрытно подвести войска возможно ближе к передовым линиям противника. Каждый такой плацдарм состоял из 6–8 параллельных траншей, расположенных на расстоянии 70-100 метров одна от другой. Траншеи соединялись ходами сообщения. На участках атаки русские настолько приблизили свои окопы к австрийским позициям, что отстояли от них всего на 200–300 шагов.

Ближайшим помощником Величко снова стал Дмитрий Михайлович, назначенный старшим производителем работ управления начальника инженеров 8-й армии. Ученик возводил первые инженерные наступательные плацдармы своего учителя на важнейших участках атаки: Олыко — Дубно, в районе Луцка, по реке Стоход и в районе Садово — Пустомыть — Новоселки.

«…На рассвете 22 мая, — пишет И. И. Ростунов, — мощная артиллерийская канонада возвестила начало наступления Юго-Западного фронта. Огонь русской артиллерии был исключительно эффективным… В проволочных заграждениях противника были проделаны проходы, а окопы первой и частично второй линии оказались разрушенными. Наибольший успех был достигнут на направлении действия 8-й армии. Корпуса ее ударной группировки к исходу 23 мая прорвали первую полосу обороны противника. В течение следующих двух дней они вели преследование. 25 мая 15-я дивизия 8-го корпуса захватила Луцк».

Австрийцы в панике бежали.

Удача на Юго-Западном фронте была скоротечной, ею не воспользовались соседние фронты, да и части, осуществившие прорыв, не могли развить свой успех. Они устали воевать, пополнения не прибывали, снабжение боеприпасами и всем остальным все ухудшалось.

Карбышева не радовали ни награды, ни повышение в чине, ни временные успехи. Какая всему этому цена, если поражение неминуемо. И он хотел поражения, потому что знал: оно, как в русско-японскую войну, переполнит чашу народного гнева и на этот раз непременно приведет к падению самодержавия. В этом он был полностью солидарен с большевиками. В 8-й армии были представители разных политических течений, разных партий, но никто среди солдат — это ясно видел Дмитрий Михайлович — не пользовался таким доверием, как большевики. Почему же им верят? На их стороне правда!

Когда он так рассуждал на досуге, перед ним словно наяву появлялся старший брат Владимир. Вспоминался Омский острог, куда мать носила передачи, гонения на семью из-за того, что она была «неблагонадежной». Чего хотел брат? Чего добивался? Где он сейчас?

Дмитрию Михайловичу очень хотелось получить от брата весточку, узнать, что он снова в подполье, большевик, сторонник Ленина.

Окопники называли часто имя Ленина, оно печаталось на листовках, у одних встречало сочувствие, восхищение, у других — неприязнь и ненависть, но не было по отношению к нему равнодушных.

Долго ждать подтверждения тому, что большевики точны в своих прогнозах, не пришлось. 8-я армия попятилась назад (в который раз!) и с трудом «зацепилась» за линию обороны в районе Хотин — Новоселицы на границе Галиции с Румынией.

Унылое фронтовое затишье внезапно всполошила весть о Февральской революции. Окопники встретили ее с ликованием. Срывая со штандартов царские орлы, тешили себя надеждой на быстрые и радикальные перемены, а больше всего на заключение мира.

Но время шло, а солдаты продолжали окопную жизнь. Реакционное офицерство прикололо красные банты, но отношение к рядовым ничуть не изменило.

Желанные перемены на фронте и в тылу все не наступали. Разве только господ стали величать гражданами, а вместо «Боже, царя храни» запели «Марсельезу».

Не этого хотели окопники.

— Если Временное правительство не покончит с войной, мы сами справимся.

— Проголосуем против нее штыками и ногами. Штыками — в землю, ногами — в тыл, по домам!

Участились случаи отказа солдат устраивать новые позиции. И те, что имеются, говорили они, пора зарыть, у панов землицу отобрать, посеять на ней хлеб.

В частях большевики усилили агитацию. Теперь они не таились, действовали в открытую — обнажали сущность империалистической войны, давали резкий отпор оборонцам-меньшевикам, эсерам, кадетам.

Дисциплина и боеспособность 8-й армии заметно падали. Ухудшилось отношение солдат к офицерам, особенно к тем, которые уговаривали фронтовиков воевать «до победного конца».

Вот как раз таким офицерам показалось весьма странным, непостижимым, что подполковник Карбышев непозволительно сблизился с солдатами, особенно с членом армейского комитета большевиком М. И. Секачевым.